Жизнь честных и нечестных - Елена Топильская Страница 5

В прокуратуре мы еще раз рассмотрели удостоверение, но так и не пришли к единому мнению — подделано оно или подлинное.

— Ребята, вы уверены, что это документы жмурика? — пытала я присутствующих.

— Да он это, он, — наперебой заверяли меня все, включая доктора.

Дима даже привел мне несколько неоспоримых антропометрических фактов, доказывающих, что осмотренный нами покойник при жизни был не кем иным, как чернореченским бойцом Толиком Шермушенко.

Под напором железной логики присутствующих я сдалась и попросила одного из оперов в срочном порядке «прокинуть» Шермушенко по Центральному адресному бюро: в загранпаспортах, к сожалению милиции и прокуратуры, адреса не пишутся, а нам срочно требовался обыск по месту жительства Шермушенко. Кто его знает, может, там и форма майорская спокойненько на плечиках висит, и шашка на стене именная, подаренная лично Буденным….

Розыскник Виноградов справился о пароле, дающем право на получение сведений в ЦАБе, и стал дозваниваться в адресное, параллельно развлекая присутствующих:

— Слышите, ребятки, как я минувшей ночью прокололся? Засиделся в кабинете — спешить-то все равно некуда: жена в деревне, любовница на Черноморском побережье, а я как Ильич — всех по курортам отправил, вот, думаю, тут бы и поработать вволю… В общем, сижу, материальчики отписываю, ну и засиделся за полночь, и забыл, что в ЦАБе пароль в двенадцать ночи меняется. А у меня настроение хорошее, работа спорится, я звоню и игриво так начинаю: «Добрый вечерок, красавица! Это Орел» беспокоит!" А красавица мне в ответ с подковырочкой: «Ты-то, может, и орел, а вот пароль уже другой!»

Тут он наконец дозвонился и, расплывшись в улыбке, стал любезничать:

— Але, красавица, Шермушенко мне, пожалуйста…

Через полминуты он положил трубку и лихо пустил мне по столу листочек с данными прописки Шермушенко Анатолия Николаевича: улица Чащина, дом семь, квартира тринадцать. Я прочитала запись на листочке и медленно отодвинула от себя машинку с заправленным в нее бланком постановления на обыск.

— Ты чего, Маша, задумалась? Печатай давай, и мы полетели! Тебе только адрес впечатать!

— А чего лететь-то? Торопиться уже некуда, — медленно сказала я. — Я сегодня там была и тщательно осмотрела развалины дома семь по улице Чащина. Не верите — слетайте. Только без постановления. Если найдете там квартиру Толика, разрешаю провести несанкционированный обыск.

Надо отдать Виноградову должное: он дозвонился до ЦАБа еще быстрее, чем в первый раз, и выяснил, что сведения о прописке Шермушенко на Чащина относятся к девяносто второму году. Второй звонок был в паспортный стол. Там он еще быстрее выяснил, что в карточки они поставили выписку только тем жильцам, которые пришли и предъявили свои паспорта, чтобы получить в них штамп о выписке и листок убытия. А тем, кто сам не пришел, они ничего в карточках не отмечали и в ЦАБ не сообщали. С чем они нас и поздравляют.

— Степушкин, — спросила я другого опера со слабой надеждой, — а когда ты Шермушенко по вымогательству крутил, какой он адрес называл?

Степушкин, не говоря лишних слов, тут же набрал номер своего кабинета и стал гонять напарника:

— Костик, быстро сбегай в канцелярию, найди КП по вымогательству у Березовца за март и срочно посмотри адрес Шермушенко, фигуранта по вымогалову. Найдешь, позвони в кабинет Швецовой в прокуратуру, я у нее. Даю тебе тринадцать секунд. Не уложишься — упал-отжался. Телефоны прокуратуры у меня на столе, под стеклом.

Ровно через тринадцать секунд мы обладали ценной информацией о том, что не далее как в марте нынешнего года Шермушенко называл в официальных учреждениях такой адрес своего проживания; улица Чащина, семь, квартира тринадцать.

— Слушай, а как ты его вызывал? — спросила я Степушкина.

— А он мне свой телефон давал, мобильный, я ему на трубку звонил. Но сразу скажу — я его не помню. Записал на прошлогоднем отрывном календаре, а когда потерпевший в отказ пошел, я вообще этот календарь в субботник выкинул.

— А что вообще за вымогательство?

— Ха, классический случай. Чернореченские цепляют парня, везут его в номер гостиницы, где держат трое суток и требуют подарить им квартиру. На четвертые сутки несчастный соглашается, они его везут в нотариальную контору, оформляют дарственную, а потом тащат парня в паспортный стол, выписываться. А за это время папаша пропавшего успел заявить в милицию об исчезновении сына, и паспортистка говорит: я, мол, не могу его выписать, потому что на него розыск стоит. Эти гаврики, испугавшись, бросают его в паспортном столе и сбегают, а он в милиции рассказывает свою леденящую душу историю и Христом-Богом просит всех привлечь к ответственности. Мы едем в гостиницу, а там портье и горничная нам говорят, что сразу заподозрили что-то неладное и что явно человека против его воли в номере держали. Дальше происходит вязалово, люди хорошо так, крепко садятся, поскольку и документы из нотариата изъяли, и паспортистку опросили, и все в цвет. А потом приходит потерпевший и говорит, что отныне показания давать будет только вместе с адвокатом. А под ручку с ним молодой, но уже известный адвокат чернореченской группировки

Балованов, в присутствии которого парень как по писаному нам сообщает, что в гостинице, любезно снятой по его просьбе Шермушенко и компанией, Отдыхал и готовился к дарению квартиры своим благодетелям. В паспортном столе, будучи до глубины души потрясен тем, что родной отец его разыскивает, обиделся на Шермушенко за то, что тот, устраивая его на отдых в гостиницу, не сообщил его отцу о временном отсутствии сына, и, соответственно, пылая жаждой мести, оговорил их в милиции. Тут же следом идет отец с заявлением, что не разобрался в ситуации и сгоряча заявил об исчезновении сына. А третьим вступает молодой, но известный адвокат Балованов с бумажкой от какого-то частного лекаря о том, что потерпевший проявляет признаки инфантилизма и дебильности, поэтому доверять его показаниям нельзя. И потерпевший согласно кивает головой — да, мол, я давно проявляю признаки инфантилизма и дебильности, только раньше стеснялся об этом сказать, поставьте меня на учет в психоневрологический диспансер! Это они его так выводят из-под статьи за заведомо ложный донос. Поковырялись мы, поковырялись да и плюнули, пять-два…