Ф.М. Том 2 - Борис Акунин Страница 5

— Я вот что… — забормотал он. — Я, знаете ли,прямо сейчас к нему… Да. Ну, после свидимся… Зайду.

И, неловко кивнув, что, по-видимому, должно было означатьпоклон, быстро двинулся в сторону, через улицу.

Девушка глядела ему вслед с улыбкою, кажется, очень непонравившейся Аркадию Ивановичу. Он даже захрустел пальцами и закусил губусвоими крепкими белыми зубами.

А потом Авдотья Романовна пошла себе дальше, и Свидригайловдвинулся было за ней, но вдруг остановился и вместо этого пустился догонять еенедавнего спутника.

Разумихин (ибо это был он) бодрым шагом миновал Кокушкинмост и скоро был уже у дома Шиля, где квартировал его приятель Раскольников.Слежки за собою он не заметил, да и мудрено ему было бы заметить: Свидригайловдержался с ним на осторожной дистанции, а Дмитрий до того погрузился в мысли,что и перед собой-то почти ничего не видел.

Войдя в подъезд и взбегая по лестнице, он встретил горничнуюНастасью и спросил:

— Что Родион Романович, у себя?

— У себя, где ему быть. Как вы утром ушли, всё покомнате топал: тук-тук сапогами, тук-тук. А сейчас заглянула — дверь-то у негонараспашку — уснул.

— Ну, слава Богу. Это славно, а то он ночью вовсе неспал. Я к нему тогда немного попозже…

Повернувшись, Разумихин спустился вниз и опять не заметилчеловека, стоящего под лестницей.

Дверь в конуру Раскольникова, вероятно вследствиечрезвычайной духоты, и вправду была приотворена. Аркадий Иванович заглянул,увидал, что хозяин, точно, лежит с закрытыми глазами, переступил осторожночерез порог, бережно притворил за собой дверь, подошел к столу, подождал сминуту, и тихо, без шуму, сел на стул подле дивана; шляпу поставил сбоку, наполу, а обеими руками оперся на трость, опустив на руки подбородок. Видно было,что он приготовился долго ждать.

Однако ожидание его продолжилось никак не долее минуты.Раскольников вдруг приподнялся и сел на диване.

— Ну, говорите, чего вам надо?

— А ведь я так и знал, что вы не спите, а только видпоказываете, — странно ответил незнакомый ему человек, спокойнорассмеявшись. — Аркадий Иванович Свидригайлов, позвольтеотрекомендоваться…

Раскольников осторожно и недоверчиво всматривался внеожиданного гостя.

— Свидригайлов? Какой вздор! Быть не может!

Казалось, гость совсем не удивился этому восклицанию.

— Вследствие двух причин к вам зашел: во-первых, личнопознакомиться пожелал, так как давно уж наслышан с весьма любопытной и выгоднойдля вас точки; во-вторых, мечтаю, что не уклонитесь, может быть, мне помочь водном предприятии, прямо касающемся интереса сестрицы вашей, Авдотьи Романовны.Одного-то меня, без рекомендации, она, может, и на двор к себе теперь непустит, вследствие предубеждения, ну, а с вашей помощью я, напротив,рассчитываю…

— Плохо рассчитываете, — перебил Раскольников.

— Они ведь только вчера прибыли, позвольте спросить?

Раскольников не ответил.

— Вчера, я знаю. Я ведь сам прибыл тому всего толькотри дня… Ну да это не столь важно. Я, с вашего позволения, сразу про главное…Вам про меня, ну про мои, как это в романах принято называть, домогательстванасчет сестрицы вашей, конечно, известно. Не может быть неизвестно, ибо иначевы от моего имени так не вскинулись бы…

Он сделал паузу, но ответа не дождался и, сам себе кивнув,продолжил:

— Кругом перед Авдотьей Романовной виноват, сам этопризнаю и посыпаю голову пеплом. Но даже самый закоренелый злодей и грешник неможет быть лишен возможности на исправление содеянного им зла…

— Затем и в Петербург за ней притащились? —язвительно перебил его Родион Романович. — Чтобы посыпать голову пеплом?

Свидригайлов остался все столь же невозмутим.

— И за этим тоже. Имею, впрочем, еще одну цель, но оней, с вашего позволения, чуть позже. Пока же сообщу, что положение мое запоследние дни сильно переменилось. Супруга моя Марфа Петровна скоропостижноскончалась, так что я теперь совершенно свободен.

Раскольников посмотрел на него с каким-то жаднымлюбопытством.

— Уходили что ли, супругу-то? Вы ведь из душегубов. Ядавеча когда сестру провожал, она мне про вас кое-что порассказала.

— Что же? — заинтересовался Аркадий Иванович,пропустив мимо ушей вопрос насчет супруги.

— Какие про вас слухи ходят. Что вы в бывшейпетербургской жизни до худших степеней разврата опускались и что будто бы черезвас некая глухонемая девочка четырнадцати лет руки на себя наложила…

— А, это про племянницу моей старой знакомой ГертрудыКарловны Ресслих, — светским тоном заметил Свидригайлов. —Несчастное, забитое было создание. Гертруда Карловна — дама довольножестокосердная, с сиротой обходилась неважно, вот та и… Впрочем, душевно быланездорова, этот факт полицией признан, и дело было закрыто. Что еще о моихпредполагаемых злодействах сообщила вам Авдотья Романовна?

— Еще про слугу вашего, которого вы насмешками ииздевательствами тоже до петли довели, — ухмыльнулся Раскольников — ему,похоже, очень хотелось выбить невозмутимого собеседника из равновесия.

— Было и такое. — Аркадий Иванович безмятежновздохнул. — Шесть лет назад, еще до эмансипации. Жил у меня слуга, Филипп.Нравился я ему очень, уж не знаю отчего. Вел со мной доверительные беседы.Странный был типаж, доморощенный философ. Наподобие принца датского, всёзадавался вопросом «быть иль не быть» и так ли уж страшна смерть, чтоб ради нее«сносить удары стрел враждующей Фортуны». Говорил, что после смерти, может, всёсамое интересное и начинается. Мол, помрешь, и в тот же миг вдруг да вновьвозродишься в каком-нибудь совсем ином месте, хоть бы в самой Америке. —Удивительно, но Свидригайлову было вроде как приятно вспоминать этуисторию. — А я в ту пору ужасно скучал в деревенской глуши. Ну, и началего поддразнивать. Мол, на словах-то ты герой, а на деле трус и дурак дураком.Уж коли так любопытно, так чего проще бы? И прочее подобное. Только с русскойдушой шутки плохи, она разумных пределов не знает… Оставил мне Филька мойзаписку, следующего содержания — я слово в слово запомнил: «Я теперича вонагде, а дурак дураком, Аркадий Иваныч, получаетесь вы». Только всего ибыло. — Свидригайлов потер пальцами голову сфинкса на своей трости ипоглядел Родиону Романовичу прямо в глаза — Ну, насчет вашего вопроса про МарфуПетровну, чтоб вы не вообразили, будто я уклоняюсь, отвечу: медицинскоеследствие обнаружило апоплексию, да ничего другого и обнаружить не могло…

Раскольников засмеялся.