Лето длиной в полчаса - Карина Тихонова Страница 5

Обстановка кабинета директора российского филиала компании «Брайс энд Хугер» по замыслу дизайнеров должна была создавать у посетителей впечатление респектабельной простоты и одновременно вызывать положительные эмоции. Однако фокус не получился. Комнату битком набили вещами по-настоящему дорогими и ценными, но до них было страшно дотронуться. На слегка потёртом ковре в центре (Персия, восемнадцатый век) стоит длинный овальный стол красного дерева (настоящий Чиппендейл) с расставленными вокруг него стульями. Пишущий посетитель невольно отодвигал лист бумаги, чтобы посмотреть: а не осталось ли царапины на гладкой полированной поверхности? Справа от входа, в углу, скромно приткнулся полосатый диванчик, обтянутый таким гладким сверкающим атласом, что с него, казалось, можно было скатиться, как с горки. Если бы диванчик огородили цепью и водрузили на сиденье табличку с категоричной надписью «Не садиться!», получился бы музей в чистом виде. Впрочем, желающих посягнуть на раритет не находилось. Диванчик вызывал почтительное уважение, как старость в любом виде: если за двести лет на его холодную глянцевую поверхность не присел ни один человек, почему сейчас должно быть иначе?

Между высокими окнами красуется старинное резное бюро (Франция, восемнадцатый век), в углу тускло мерцает мрамором имитация камина (новодел!), на котором хрустально отбивают время часы работы Буше. Над диванчиком висит картина кисти Вламинка – как говорится, скромненько, но со вкусом. Все здесь ненавязчиво напоминало, что компания «Брайс энд Хугер» – фирма платежёспособная и респектабельная. Красиво, но выходя из этой красивой холодной комнаты, Артём всегда облегченно вздыхал. И сильно подозревал, что такие же вздохи невольно вырывались из груди любого посетителя, независимо от его социального статуса и размера кошелька.

Смущал запах. Почему-то в кабинете директора всегда пахло нафталинными шариками. Возможно, запах исходил от Мадам – худой представительной дамы, возглавлявшей российский филиал компании. Её звали Анна Леонардовна Нарышкина, и на все вопросы типа – «неужели из тех самых Нарышкиных?» – она неизменно морщила нос. Разумеется, «из тех», а как же?.. Если отбросить историческую позолоту, останется только смешная неблагозвучная фамилия. Люди будут говорить: «Нарышкина, Покрышкина – в общем, как-то так». Недопустимая вещь.

Артём не сомневался, что Мадам «из тех самых Нарышкиных». И до самого торжества демократии она скрывалась в сундуке, куда её сунули заботливые родственники, переложив нафталином.

Мадам повела носом в сторону Артёма, сидевшего слева от неё:

– Так что у нас с картиной?

Нос был самой выразительной частью её лица. Однажды Артёму приснилось, что он целуется с Мадам по-настоящему, взасос, и он проснулся от собственного хрипа: её нос не скользил по его щеке, а разрезал её, словно лезвие бритвы. Бог знает, с чего ему примерещился такой ужас: никаких видов на Мадам у Артёма никогда не было.

Ленка намекала, что Леонардовна (как она называла свою начальницу) к нему неравнодушна. Артём такие намеки пропускал мимо ушей. Частично из-за скромности, частично потому, что не представлял, что Мадам способна на обычные человеческие чувства. Максимум, что он мог себе представить, это как Мадам мастурбирует перед грамотой о дворянстве, пожалованной её предку каким-то далеким российским царем.

– Это хорошо сделанная копия восемнадцатого века.

– Подстава это, а не копия, – твердо возразила Ленка. – Голову даю на отсечение: оригинал.

Мадам повела носом вправо.

– Вы полагаете, или вы в этом уверены?

– Я всегда уверена в том, что говорю.

– Давайте выслушаем мнение независимого консультанта, – предложил Артём.

– Интересно, а меня ты таковым не считаешь? – огрызнулась Ленка.

Борта её безукоризненно сшитого пиджака разошлись, обнажая все ещё аппетитную грудь, на которой тем не менее уже рассыпались едва заметные пигментные веснушки.

Одеваться в строгом консервативном стиле Лена начала год назад, когда получила место консультанта в московском филиале престижной голландской фирмы «Брайс энд Хугер». Фирма специализировалась на предметах антиквариата, скульптурах и живописи, даже имела собственный аукционный дом, менее знаменитый, чем «Сотбис» или «Кристи», но вполне известный среди коллекционеров.

Ходили, правда, о компании кое-какие неприятные слухи. Пару раз работники фирмы оказались замешаны в нехорошие судебные истории. Кое-что удалось доказать, кое-что нет. От скомпрометированных сотрудников фирма избавилась оперативно и очень жестко – поговаривали даже, что один менеджер, уволенный с «волчьим билетом», повесился в туалете на собственном ремне… Впрочем, эту историю быстро замяли. Одна бульварная газетка напечатала интервью с уволенным экспертом, через руки которого проходила антикварная контрабанда. Он утверждал, что руководство «Брайс энд Хугер» находится «в теме» и получает огромные дивиденды от каждой незаконной сделки. Эксперт намекнул на преступную сеть, в которую вплетено руководство таможни, крупные милицейские чины и видные искусствоведы, вывозящие краденые картины за рубеж под прикрытием своей безупречной репутации… В общем, наговорил много лишнего, но не назвал ни одной фамилии. Российская общественность, привыкшая к тому, что гражданами «икс» разворовываются бюджеты целых губерний, на разоблачения отреагировала вяло, а руководство компании тут же подало судебный иск о защите деловой репутации. Газетку обязали выплатить неподъемный штраф и напечатать опровержение с извинениями. На деловой репутации «Брайс энд Хугер» не осталось ни одного пятнышка. Компания сохранила позиции на рынке, однако стала напоминать респектабельную замужнюю даму, прижившую в прошлом незаконного ребёнка.