Седьмая жертва - Фредерик Молэ Страница 5

— Так как с факультета мне никогда не звонили, я встревожился и решил не звонить, а пойти туда. Она… она там лежала… Я сразу понял, что она… она…

— Представляю, какой это был для вас удар. Только зверь мог совершить такое. Может быть, кто-нибудь, кого вы знаете…

— Этого не может быть. Мы порядочные люди.

— Тогда — деньги?

— Да нет. Мы вдвоем неплохо зарабатываем.

— Ну, может быть, семья, какие-нибудь особые сложности?

— Нет, никаких. Я правда не знаю, чем вам помочь.

— Иногда все бывает очень просто. Иногда какой-нибудь родственник уродует жертву, чтобы скрыть свое преступление.

— Я не могу в такое поверить. Мари-Элен была такой… милой, великодушной, заботилась о других… Не любить ее было невозможно.

Его душили рыдания. Казалось, он не лгал. Впрочем, возможно, только казалось. Нико захотелось поверить этому человеку, но опыт подсказывал: нельзя доверяться, нужно быть настороже. Садист-убийца способен обмануть кого угодно.

— Вы можете нас подтолкнуть на что-нибудь… — снова заговорил Нико.

Поль Террад бросил на него вопросительный взгляд, в котором теплилась надежда.

— Если составите подробный список членов вашей семьи, друзей и сотрудников, с которыми она общалась на работе.

— Конечно, я это сделаю.

— Не сомневаюсь. В сложившихся обстоятельствах… Оставьте свои координаты — вы мне еще понадобитесь. А теперь мои службы соединятся с вашей сестрой и попросят ее за вами заехать. Мне очень жаль, что это случилось с вами и вашей подругой…

От этих слов, возвращавших его к пережитому, Поль Террад сгорбился еще больше. Мужчины встали со своих мест и попрощались.

* * *

У Мари-Элен Жори не было лекций в понедельник утром, утро было в ее распоряжении. Ее друг ушел из дома около половины девятого и прямехонько направился к себе в офис. Свидетели подтвердили, что в девять он был на месте. Тридцати минут как раз хватало, чтобы взять машину и доехать до работы. Майор Кривен это лично проверил с хронометром в руке. Часов в десять мадемуазель Жори вышла за газетой и хлебом. Обычный обмен любезностями с продавцами. Одна из соседок, пожилая дама, встретила ее немного позже, когда мадемуазель Жори возвращалась домой. И никто ничего не знал о времени между этим моментом и тем, когда она переступила порог собственной квартиры. Встретила ли она кого-нибудь на лестнице? Открыла дверь посетителю? Сплошные вопросы — и никаких ответов. Как бы там ни было, дверь никто не взламывал. Бригада дознавателей продолжала расспрашивать соседей. Может быть, кто-нибудь смотрел в окно и видел молодую женщину?.. Кривен разделял разочарование своего патрона: серьезной информации с этой стороны ждать было нечего. Он решил вернуться на набережную и составить график передвижений жертвы: необходимая деталь для полноты картины.

* * *

Уголовная бригада была выстроена строго иерархически. Двенадцать групп, объединенных по три под руководством глав подразделений, которые все были комиссарами полиции или действующими майорами. Подчиняясь начальнику бригады или заместителю, они-то и составляли действующую силу знаменитого убойного отдела — около ста человек, находившихся на государственной службе, среди которых пятнадцать женщин. Эта центральная бригада — точно так же, как и бригада по борьбе с организованной преступностью, защите несовершеннолетних, светская бригада, занимавшаяся борьбой с бандитизмом и наркотиками, — находилась в подчинении заместителя регионального директора Уголовной полиции; над ним располагался региональный директор, над которым, в соответствии с иерархией, существовало еще два начальника: префект полиции и, наконец, на самом верху пирамиды — министр внутренних дел.

На этот раз в кабинет Нико Сирски отправились майор Кривен и начальник подразделения комиссар Жан-Мари Рост. Стрелки часов показывали девять вечера.

— Вы смогли составить расписание дня Мари-Элен Жори?

— Да, но зацепиться на самом деле не за что, — раздраженно ответил Кривен, протягивая Нико свой отчет. Он никак не мог успокоиться. — Никто ничего не видел и не слышал. Просто злость берет. А ведь там днем народ кишмя кишит: жители окрестных домов, посетители кафе, зеваки, туристы… Но всем на все наплевать! Теперь кто угодно может заниматься чем угодно, и никто ничего не заметит.

— Этого следовало ожидать, Давид, — успокоил его Жан-Мари Рост, — Наши люди начали опрашивать родственников, друзей, коллег жертвы и ее сожителя. Завтра свяжемся с банком и врачами.

— А что говорят эксперты? — спросил Нико. — Что они думают о веревке и узле на ней?

— Пока ничего, — ответил Рост. — Они еле справляются… Завтра или послезавтра…

— Завтра. В восемь утра. У меня. — Нико не церемонился. — Выбритые и готовые к распределению обязанностей. Я сам буду заниматься этим делом.

Рост с Кривеном успели выйти за дверь, когда в большом кабинете дивизионного комиссара раздался телефонный звонок. Звонили от помощника прокурора.

— Завтра в одиннадцать вас ждет господин прокурор, — сообщил женский голос. — Судебный следователь будет назначен позднее.

Отлично. У Жан-Мари Роста хватит времени составить рапорт о совершении преступления, указать результаты проведенных опросов свидетелей и соседей, описать место преступления, оружие, найденное на месте преступления, особые улики… Надо будет присоединить к этому полный отчет о вскрытии, фотографии жертвы и нанесенных ранений от профессора Вилар. Миленький семейный альбомчик…

Снова зазвонил телефон. Не кричи «Волки!»…

— Нико? Это Армель. Мне сказали, что ты хочешь присутствовать при вскрытии Мари-Элен Жори. Я только что получила предписание прокуратуры. Начну через полчаса, ты как раз успеешь. Я уже давным-давно должна была быть дома и выполнять функции матери и примерной супруги. Но я просто завалена трупами, а брать еще сотрудников мне не разрешают. Впрочем, я тебе звоню не для того, чтобы позвать на профсоюзное собрание. Идешь или нет?

Профессор Армель Вилар была рыжей, огненно-рыжей с кроваво-красным отливом. Нико ценил ее профессионализм и тщательность, с которой она работала.

— Сейчас буду.

Бригада отправляла одного из своих офицеров на каждое вскрытие. Он-то и привозил результаты на набережную Орфевр. А профессор Вилар должна была отсылать свои заключения прокурору Республики.

Приехав на набережную Рапе, Нико попросил показать ему прозекторскую, где должно было происходить вскрытие. Профессор Вилар с ассистентом — белый халат, маска на лице и хирургические перчатки — ждали только его. Армель подмигнула комиссару и начала вскрытие.

Нико давно привык к тому, что происходило у него перед глазами. Его не смущали ни отработанные движения патологоанатома, ни вид извлеченных органов, ни кровь жертвы, ни запах, исходящий от мертвого тела. Бесчувствие? Возможно, в силу обстоятельств. Теперь и этот образ будет мучить его, как и все прочие, накопившиеся в памяти с начала его карьеры. Стереть их было невозможно, нужно было научиться с этим жить.