Сезон охоты на падчериц - Наталья Саморукова Страница 5

Но тут нас позвали в библиотеку, где капитан Лемехов наспех записывал показания гостей. Весь его вид говорил, как все ему здесь отвратительно— напыщенные гости, роскошный, полный прислуги дом, хозяева, живые и мертвые. И мы, случайные люди на чужом празднике, тоже были ему отвратительны.

— Фамилия—имя—отчество, — бросил он нам сквозь зубы и даже словно бы поморщился от непреодолимого чувства брезгливости.

Мы коротко поведали ему о себе, о том, в каких отношениях состояли с покойным, почему именно у него отмечали святой для сердца каждого русского человека праздник.

— Бюро расследований, говорите? — с недобрым смешком уставился он на меня. — Семейных? Ну вы, блин, даете. Так что с девками, я не понял?

— Да я сама пока ничего не поняла. Он заплатил нам аванс и пригласил сюда, деталей рассказать так и не успел. Что-то по поводу девочек, падчериц. Не знаю точно, не могу сказать.

— Ну-ну… не можешь, говоришь? А придется, придется сказать. — Он с воодушевлением потер руки. По моей спине забегали мурашки, таким зловещим показался этот его жест.

“Сейчас он нас арестует”, — подумала я и чуть не заплакала. Не то чтобы я боялась правосудия. Но провести новогоднюю ночь в КПЗ было бы уже слишком.

Но Лемехов не стал нас арестовывать. Тщательно записав все наши данные, телефоны и адреса, он сухо распрощался.

Лешка с полной безнадегой на лице в очередной раз набирал номер такси, когда быстрой тенью к нам скользнула Ангелина. Она легко коснулась моей все еще дрожащей руки:

— Нет, нет, не уходите. Я знаю, зачем вы здесь. Фредди был у вас? Конечно, он говорил. Прошу вас!

Мягко, но настойчиво она увлекла нас на второй этаж, где в зарослях зимнего сада мы оказались полностью скрыты от посторонних глаз. Пахло влажной землей, прелыми листьями, тоска вдруг взяла за горло так, что дышать стало трудно. Появилось совершенно отчетливое ощущение, что я ввязываюсь в гнусную историю. Прав Лешка, от всего этого смердит за версту.

Ангелина, указав нам на низкую деревянную скамейку, присела напротив. Скрючившись в неудобных позах, мы внимали ее сбивчивому рассказу. Глаза женщины лихорадочно горели, руки не находили себе места. Она выглядела взволнованной. И это было… неуместно. Меньше пяти часов назад убит ее муж, а она суетится, словно перед ответственным свиданием. Следов горя на ее лице я не заметила. Да и в словах, которые потоком летели с ее губ, не было и намека на печаль или хотя бы сожаление.

— Фредди имел много врагов, он был циничным человеком, из тех, что пойдут по трупам. Простите… Кажется, я не так выразилась. Но дело не в этом. Конечно, в связи с его смертью будет много проблем. Нас теперь примутся рвать на части. Однако меня волнует другое. Да… Меня волнуют девочки. Именно они, понимаете?

— А что с ними? — невинно поинтересовался Лешка.

Я незаметно пихнула его ногой.

— Видите ли, — с готовностью принялась втолковывать ему Ангелина, — мне довольно трудно это сформулировать, но есть некоторые опасения, некоторый дискомфорт…

И она слово в слово повторила то, что мы уже слышали от покойника несколькими днями ранее. Ничего конкретного, одна маловразумительная рефлексия по поводу своей повышенной тревожности. Но если объектом тревожности Фредди был он сам, то Ангелина акцентировала наше внимание именно на близняшках. Прямо она не говорила, но активно намекала, что боится за дочерей. А вот почему?..

— Еще до этой ужасной трагедии девочки собирались в поездку. Это была инициатива мужа, он сам подобрал для них маршрут. Довольно… ммм… странный, но мне показалось, что он просто хочет отослать их подальше. К сожалению, я не могу сейчас с ними поехать, но и отпускать одних не хочется.

— Но послушайте, — вставил Лешка, — у вас же наверняка есть служба безопасности…

— Да, да, но поймите… как вам объяснить?.. Если с Федором случилось такое, ну, вы понимаете… то можно ли доверять этим людям? Ох, я не знаю, я просто в ужасе! Если муж пошел к вам, значит, он вам доверял. Я… я тоже доверяю вам, пожалуйста, соглашайтесь! Я заплачу очень-очень хорошо. А телохранитель у вас будет, с вами поедет человек… Он умеет стрелять, драться, ну и все остальное… Да…

Проформы ради я уведомила Романову о том, что ни стрелять, ни драться, ни защищать я не могу. Дешевле ограничиться тем человеком. Она даже слушать меня не стала. Похоже, ее устроил бы и вариант моей полной умственной и физической инвалидности. Ей непременно надо было, чтобы кто-то совершенно посторонний полетел с девочками в их новогоднее путешествие. И под рукой оказалась только я.

Я поломалась еще немного и согласилась.

Лешка изо всей силы наступил мне на ногу, но я лишь стоически улыбнулась и уверила прекрасную хозяйку, что все от меня зависящее будет исполнено. Назвался груздем — полезай в кузов.

— Вы полетите? — спросила она, подбирая складки длинного вечернего платья.

— Да, — уверенно ответила я, — полечу!

Хозяйка легко поднялась с импровизированного кресла и, не оборачиваясь, легко заскользила прочь.

— Ну ты даешь, — прошептал Лешка. — Настя, ты что делаешь? Куда ты собралась лететь?

— Понятия не имею.

— Ты серьезно?

— Вполне.

— Да никогда! — сказал как припечатал Лешка.

Я вопросительно посмотрела на него снизу вверх и пожала плечами.

— Что ты кипятишься? Дурацкая ситуация, согласна с тобой. Но другого выхода нет.

— Как нет? Ну как же нет?

— Понимаешь, мы обещали Фредди, мы уже взяли у него аванс, а теперь наш клиент мертв. То, чего он втайне боялся, случилось. Я чувствую свою ответственность в сложившейся ситуации. — Остапа несло, я готова была сейчас приплести все что угодно, даже любовь к Родине и веру в политику партии. На самом деле все было просто: мне хотелось полететь! Да хоть на Северный полюс! Обманчиво красивым крылом моего лица коснулась неведомая жизнь, и я готова была лететь за призрачной птицей в дальние дали.

— Бред какой-то…— продолжал ворчать Лешка. — Конечно же я тебя никуда не отпущу.

— Поговорим об этом завтра, хорошо?

Когда мы наконец уже под утро дождались такси, почти отчаявшись покинуть это жуткое местечко, где на садовых дорожках стыли кровавые следы, к нам снова метнулась тень.

Дыша валокордином и водкой, Ангелина грустно молвила на прощанье:

— Если вы передумаете, то мне будет трудно объяснить это и девочкам, и себе, и тем людям, которые после смерти Фредди возьмут нас под защиту. Вы понимаете, о чем я?

— Более чем, — сдержанно кивнула я и захлопнула дверь синего беспородного тарантаса.

Я ровным счетом ничего не понимала.