Кротовский, вы последний - Дмитрий Парсиев Страница 5

От ведь, а? И главное смотрит прямо на меня, нет чтоб Ане этот вопрос задать. Я усиленно строю из себя витающий в облаках метеорологический зонд, не имеющий к военным действиям ни малейшего отношения. А вдруг и Анюта не знает, какой у меня дар? Это будет номер, но… Анюта приходит мне на помощь и сбивает пущенную бабкой ракету из комплекса ПВО:

— Картограф, — чеканно отвечает Анюта.

— Ах, вот оно как, — бабка вдруг перестает смотреть на меня словно через прицел, взгляд ее мягчает, — Ну это ничего, граф. Какой-никакой, а все же дар. Если умом не обделен и руки прямые, и с таким даром прокормишься.

Я прям проникся к бабуське теплыми чувствами. Будь я вчерашним мной, даже позвал бы ее в клуб на тематическую вечеринку «для тех, кому за семьдесят». И хотя я теперь перешел в другую, так сказать, возрастную категорию, кидаю взгляд на карточку, где четким почерком чернилами выведено имя:

— Спасибо вам, Вероника Кондратьевна. Совет ваш пригодится.

— Чего там, — бабка попыталась отмахнуться, но по розовеющим щечкам вижу, что мое уважительное отношение ей приятно. Напоследок мне удалось-таки произвести точный выстрел в бабкино сердце, — Завтра к двенадцати, прошу не опаздывать.

— Буду в срок, — для усиления поражающего эффекта прищелкиваю каблуками на военный манер.

Определенно, с такой бабкой если не дружить, то уж во всяком случае не враждовать. Мне, старому номенклатурщику, таких женщин на объектах видеть доводилось. Кремень, а не женщины.

Всю обратную дорогу я аккуратно пытался вывести Анюту на разговор о моем даре, но практически ничего не добился. Узнал только, что сама она и такого дара лишена, то есть магия ей не светит от слова совсем. Она сообщила лишь, что про магов огня, воды, земли и ветра знает любой дурак, а картографы встречались только в нашем роду Кротовских, и говорить на эту тему считалось дурным тоном.

— Сережка, не приставай, я сама толком не знаю. Матушка твоя носила тебя младенчиком к оракулу. Тот и определил твой дар. Тогда еще и отец твой был жив. Они сильно расстраивались, хотя виду не показывали. Так-то.

— А Матвей Филиппыч? Может он что-то знает про картографов?

— Ему-то откуда знать? Кротовские всегда рудознатцами были. Я ж говорю, картографы — редкость, боковая ветвь. Сережка, наберись терпения. Завтра в магуч придешь, там и спросишь.

Домой мы вернулись к сумеркам. Анюта кормила нас с «дедой» остатками жидкого супчика и азартно пересказывала наши приключения в электричке. Матвей Филиппыч одобрительно хмыкал. Я втихаря пялился на Анютины сиськи.

Перед сном пытался вдумчиво прочитать в пожелтевшей газете статью о царском приеме по случаю назначения министерских постов, только мне это быстро наскучило. Отбросил газету и лег спать. А утром меня опять разбудила Анюта… довольно бесцеремонно:

— Сережка, умываться и завтракать, — видимо, входить ко мне без стука у нее давно вошло в привычку, — Скоро Хоромников приедет.

И вот чего она полумерой огранивается? — подумалось мне со сна, — раз уж входит без стука, так и запрыгивала бы сразу в постель. Я бы тогда ее бесцеремонность воспринял гораздо благосклоннее.

Одевшись, умывшись и откушав тарелку рисовой каши, задолбавшей еще в прошлой жизни, я получил стакан морса. Матвей Филиппыч сидит как на иголках. У Анюты с самого утра до белых костяшек сжатые кулачки.

— Ну? И где этот ваш купец? — пытаюсь разрядить обстановку.

— Так уж должен быть, — Анюта нервно всплескивает руками и подходит к окну, — К девяти обещал. А теперь начало десятого.

— Так, — привлекаю к себе внимание разволновавшихся домочадцев, — А помимо этого школярского костюмчика, что на мне, приличной одежды никакой нету?

— Приличной одежды? — Матвей Филиппыч уставляется на меня испуганно.

— Сережка, только не начинай, я тебя умоляю, — видимо, Анюта решила, что вот он, случился очередной Сереженькин закидон, что я сейчас откажусь встречаться с купцом под предлогом недостаточной куртуазности гимназистской формы.

— Сергей Николаич, помилуй, — расстраивается дед, — От батюшки твоего ничего не осталось. А мои старые обноски тебя только позорить будут…

— Ладно, ладно, успокоились… — зря я завел этот разговор, — …проехали. И так сойдет.

— Едут! — вскрикивает Анюта, — Едут…

Подхожу к окну. Выглядываю. По малоезженой заросшей травой грунтовой дорожке к нашему особняку катит ретро-автомобиль, отблескивая угловатыми гранями листового металла.

— Сергей Николаич, ты только не волнуйся, мы с Анютой от тебя ни на шаг не отойдем.

— Еще чего? Не хватало, чтоб вы над душой стояли и тряслись как осины… так, Матвей Филиппыч, — …начинаю раздавать распоряжения, — …дуйте, пожалуйста, в соседнюю комнату и не отсвечивайте. Надо будет, позову… Анюта. Заводи купца и… туда же… к деде.

Они хорошие люди, но дед — всего лишь старый слуга, а Анюте едва исполнилось двадцать лет. Одним словом, старый да малый. Экхм, мне, правду сказать, и самому не то восемьдесят, не то восемнадцать. Но на переговорах они только мешаться будут.

А мне сейчас нужно сосредоточиться. Мне нужно умудриться выгодно продать дом, не имея ни малейшего представления о его реальной стоимости, даже не имея представления о валюте этого мира.

Анюта убегает в прихожую отпирать дверь и вскоре заводит двух человек. Один крупный, вальяжный, одетый подчеркнуто дорого-богато. Второй весь такой подвижный хлыщ с налепленной на лицо улыбочкой.

Анюта смотрит на меня вопросительно. Я едва заметным, но твердым наклоном головы указываю на дверь в соседнюю комнату. Она хмурится, но перечить не решается. Уходит сама и уводит деда, прикрыв за собой дверь.

— Прошу знакомится, купец Петр Ильич Хоромников, — радостно заявляет улыбчивый-подвижный, указывая на вальяжного.

— Рад знакомству, Сергей Николаевич Кротовский.

Купец Хоромников благосклонно кивает, хлыщ мнется рядом, но представляться почему-то не желает. Черт его знает. Может я, в смысле Сереженька, с ним уже знаком.

— Проходите, присаживайтесь, — делаю приглашающий жест и, не дожидаясь остальных, первым усаживаюсь за стол.

Ну а что. Я граф бла-ародный или погулять вышел? Купец оскорбленным не выглядит, спокойно садится напротив меня. Подвижный усаживается последним и почему-то рядом со мной. Я не возражаю, хотя ощущаю это странным.

— Вот, Сергей Николаевич, вам надо подписать здесь и здесь, — подвижный выкладывает передо мной договор купли-продажи, сразу раскрытый на последней странице, и пытается сунуть мне в пальцы перьевую ручку. При этом как бы невзначай накрывает ладошкой последние несколько пунктов.

— Любезный, — подпускаю в голос ледку, — Руку с договора уберите.

— Да чего там? Он же стандартный, — неискренне возмущается подвижный, но клешню все-таки убирает.