Взращение грехов - Чингиз Абдуллаев Страница 5

— Я видел его глаза, — выложил свой последний аргументCлавин, — его можно обвинить в чем угодно, но он не убийца. И я верю, что«детектор» сработал правильно. Он невиновен. Он не убивал Проталина.

— Адвокату важно иметь чувство внутренней убежденности, —кивнул Дронго, — и, возможно, это даже хорошо, что тебя еще могут убедить глазатвоего подзащитного. Но я старый циник, Вячеслав, меня трудно переубедить. Тыдолжен понимать, что я не гожусь для подобных расследований. Уже не гожусь.Возможно, ты прав. Возможно, там произошло нечто такое, чего никто не заметил ине понял. Но такие расследования уже не для меня.

— Вы еще молодой человек, — горячо сказал Славин, — скольковам? Сорок семь или сорок восемь? А вы говорите так, словно вам уже девяносто.Никогда не поверю, что вы стали старым циником, как вы говорите. Извините, чтоя вообще так с вами разговариваю. Но для моего поколения вы стали настоящей легендой.

— И, возможно, поэтому я отказываюсь. Чтобы неразочаровывать таких, как ты…

— Вы не можете меня разочаровать, — возразил Вячеслав, —если бы жив был мой отец… если бы он был жив… как вы думаете, он бы мнеотказал? Он бы отказал вашему сыну? Вы для нас всех были живым символом борьбыза правое дело.

— За правое дело… — горько усмехнулся Дронго. — Тебе некажется, что я для этого не совсем подхожу?

Славин поднялся, чтобы уйти.

— Извините меня, — сказал он на прощание, — я не хотел васобидеть.

— Подожди, — мрачно остановил его Дронго, — сядь и недвигайся. Ты думаешь, что можно так просто прийти ко мне домой, рассказать мнеоб этой истории, напоследок высказать все, что ты думаешь обо мне, и уйти?Неужели ты не понимаешь, что я отказываюсь именно потому, что не хочу тебяразочаровывать? А если выяснится, что этот Тевзадзе действительно виноват? Ивсе твои рассуждения ничего не стоят? И твоя проверка тоже была ошибочной? Чтоты тогда скажешь?

— Что вы правы, — ответил Вячеслав, — я признáю, чтобыл не прав. Но все равно буду защищать этого человека. Вы же знаете, что яобязан его защищать. Это моя профессия.

Дронго усмехнулся.

— Чему вы улыбаетесь? — не понял Славин.

— Мы коллеги, — объяснил Дронго, — я помню, как наюридическом факультете у меня был педагог, такой странный доцент. Он искреннесчитал, что адвокат, являющийся членом партии, не имеет права защищатьнасильников и убийц. Это противоречит Моральному кодексу строителей коммунизма.Он даже писал об этом во все инстанции, требуя запретить членам партиивыступать в таких процессах.

Славин улыбнулся:

— Неужели правда?

— Да, — кивнул Дронго, — потом мой отец ему долго объяснял,в чем состоит долг адвоката. Но, похоже, доцент так и остался при своем мнении.

— Вы тоже так считаете? Там даже не хотят со мнойразговаривать. Считают, что я защищаю убийцу, который не заслуживает никакогоснисхождения. Они не понимают, как я мог согласиться туда приехать…

— Я тебя понимаю. И, судя по твоим словам, я могу статьтвоим единственным союзником. Будем считать, что ты меня убедил. И знаешь,почему? Потому, что я обязан туда поехать. Хотя бы вместо твоего отца. И дажеесли у меня ничего не получится, то это тоже будет урок. Неплохой урок длятебя, Вячеслав.

— Я знал, — улыбнулся молодой человек, — я был уверен, чтовы согласитесь мне помочь.

— Только не говори так, иначе передумаю, — пригрозил Дронго,— и давай начнем сначала. Расскажешь мне все еще раз. И я подумаю, как можнопомочь твоему подзащитному, прежде чем мы с тобой завтра отправимся в Новгород.