Руки кукловода - Наталья Александрова Страница 5

– Тогда буду дома работать! – потребовалая. – Чтобы не отвлекали.

Гюрза издала звук – нечто среднее между фырканьем и кашлем,я посчитала это за согласие и поскорее удалилась из кабинета.

В квартире было тихо и относительно чисто после визита АнныЛеопольдовны. Пахло мамулиными пирогами. Вспомнив наставления мамули, япостояла несколько минут перед зеркалом – причесалась и слегка подвела глаза.Обычно дома я хожу в спортивных брюках и старом свитере, но в этот раз мамуляочень просила выглядеть прилично. Однако выбирать как‑то было не из чего.Я уже говорила, что не очень‑то обращаю внимания на свою внешность и нестремлюсь пополнять гардероб. Это у мамули шкаф буквально набит тряпками. Я жев основном предпочитаю носить брюки. Вот недавно в «Бенеттоне» была осенняяскидка, и мне досталось двое джинсов по цене одних. Цвета тоже подходящие –ярко‑розовый и ярко‑зеленый. В этот раз я остановилась на зеленыхджинсах, а к ним – дивного оттенка рыжий свитер, связанный Петей Капитоновыммне в подарок. Кап Капыч обожает на меня вязать. Он говорит, что я худенькая,поэтому получается очень быстро – два раза спицами махнул, и рукав уже готов…

Нарядившись к приходу дорогого гостя, я включила компьютер иопомнилась только тогда, когда услышала звонок в дверь.

Дверь я открыла сразу. Сколько раз дорогая мамуля повторяламне: «Прежде, чем открыть дверь, подумай, ждешь ли ты кого‑нибудь,спроси, кто там, посмотри в глазок». Своими бесконечными повторениями онадобилась только того, что я совершенно отключилась от напоминаний и теперьоткрываю дверь, не спрашивая.

Но в этот раз советы мамули пригодились, дверь же я открыла,потому что ждала ее гостя. На пороге стоял симпатичный немолодой дядечка сдобрыми голубыми глазками и редеющими седыми волосами.

– Здравствуйте, Шурочка! Вы всегда открываете дверькому угодно?

– Здравствуйте. Только я Сашенька, – ответила я,улыбнувшись, как могла приветливее, – а вы, наверное, Петр Ильич?

– Совершенно верно, – он покосился на солидныйкожаный чемодан. – Лялечка, должно быть, говорила обо мне. Вы позволитевойти?

– Да, конечно, – спохватилась я, – мамаговорила… Поэтому я так и открыла без расспросов.

Я помогла ему внести чемодан, хотя он и сопротивлялся,повторяя, что еще не так стар, чтобы позволить женщинам таскать свои чемоданы.На его невысказанный вопрос – точнее, на быстрый вопросительный взгляд – ясказала, что мама придет часа через полтора, и проводила в приготовленную длянего комнату. Самой мне нужно было продолжать работу: из‑за болезни МишкиКотенкина Анфиса поручила сделать за него обзор новинок видеорынка. Я села закомпьютер и углубилась в рецензию на фильм ужасов, посвященный захвату нашейродной планеты кровожадными маринованными огурцами с Юпитера.

Разделавшись с этими космическими захватчиками (хотя,конечно, разделалась с ними не я, а очередной голубоглазый бойскаут,превративший кровожадных пришельцев в овощное рагу), я спохватилась, что неисполняю роль гостеприимной хозяйки. Но в это время в дверях квартирызаскрежетали ключи, и на пороге появилась моя дорогая мамуля.

– Лялечка! – воскликнул наш седовласый гость.

– Петруша! – радостно ответила мамуля.

Мне трудно было поверить, что кто‑то назвал моюмамулю, эту стопроцентную леди, это воплощение стиля и тона, Лялечкой, но ещетруднее – что это сошло ему с рук, однако все было именно так.

Мамуля немедленно устроила мне сдержанную и очень стильнуювыволочку за то, что не занимаюсь гостем, не кормлю его, не развлекаюразговорами и вообще веду себя, как невоспитанный ребенок. Но тут уж мы сПетром Ильичем выступили единым фронтом, доказывая ей, что человеку с дорогинадо дать пять минут (или там полтора часа, но кто считает), чтобы очухаться,переодеться и прийти в себя, не говоря уже о том, что хотя мне и разрешилисегодня вернуться пораньше, это не значит, что можно не выполнять свою работу.

При слове «работа» Петр Ильич несколько оживился и сделалбыло попытку расспросить насчет моей трудовой деятельности, но мне удалосьловко уйти от ответа. Терпеть не могу, когда люди расспрашивают меня о работе!Некоторые несведущие личности считают, что жизнь журналиста – это один сплошнойпраздник, посещение выставок, презентаций, всевозможных тусовок. Другие людипри слове «журналист» вспоминают несколько известных имен – в основном, тех,кого часто видят по телевизору. Есть действительно серьезные журналисты,которые много и хорошо пишут, но их немного, потому что либо ты пишешь, либоболтаешься по тусовкам.

Мне нечем хвастаться – работаю много, но рутинно, поэтому нелюблю распространяться об этом.

Мамуля заварила свой любимый чай с бергамотом и благоухалана всю кухню смесью «Графа Грея» с «Шанелью номер пять». Пока она ставила настол огромный и румяный пирог с капустой, я в своей обычной манере доедалапоследний маринованный огурчик, случайно затерявшийся в банке, – все равнона всех его не хватит, а что я достаю огурцы из банки рукой, так они такиескользкие!

Петр Ильич тем временем сидел в углу, с умилением наблюдаяза мамулиным хозяйственным рвением, и одновременно продолжал допытываться, чемже я, собственно, зарабатываю на хлеб и огурцы. Я сдалась и вкратце рассказалао трудных буднях среднестатистического репортера, недооцененного начальством иокружающими, Петр Ильич сочувственно покивал, но затем, к моему удивлению, неограничился ни к чему не обязывающим сочувствием, а выдал сногсшибательнуюсентенцию, поражающую своей свежестью, как ментоловая жевательная резинка:

– Каждый человек – кузнец своего счастья! – Ипродолжал в той же ментоловой манере: – Не надо ждать милостей от природы.Взять их у нее – наша задача.

Я подумала, что с этим оракулом мы будем иметь массунеприятностей – в смысле того, что он окажется страшным занудой и будет поучатьменя, пока не надоест до чертиков, но мамуля в это время поставила на столчашки, сахарницу, печенье с тмином и свой любимый серебряный чайный набор. Ятак поразилась, что забыла даже о мудрых высказываниях Петра Ильича.

Дело в том, что этому серебряному набору, в который входиттри пары щипчиков, назначение которых я всегда путаю, и три вилочки, с которымидело обстоит примерно так же, почти двести лет. И мамуля сервирует им чайкрайне редко, для самых дорогих и почетных гостей.

Я внимательно посмотрела сначала на набор, потом на ПетраИльича, потом на мамулю. Она была сама любезность и приветливость. Но я‑тохорошо изучила свою мать и могу определить, когда она просто любезна, а когдапо‑настоящему радуется гостю. Так вот, сегодня она действительно быларада. Она глядела на этого бодрячка Илью Петровича – то есть, тьфу! –Петра Ильича совершенно телячьими глазами, с ее лица не сходила улыбкаумиления. Кем он ей был? Говорит, что учились в институте, а такое впечатление,что сроднились, сидя в яслях на одном горшке… И потом, он кажется гораздостарше… хотя мамуля‑то умеет маскировать свой возраст, как никто! Большесорока пяти ей не дашь, а на самом деле моей мамочке… если родила она меня вдвадцать восемь, а мне сейчас двадцать пять… то мамуле… ужас какой, если она узнает,что я разболтала ее возраст, она просто сживет меня со свету!