Капитан госбезопасности. В марте сорокового - Александр Логачев Страница 49

Сон — вот та маленькая награда, которую он получил за завершение операции «Кобзарь» и перевод ее во вторую операцию, коей присвоили кодовое наименование «Тарас». Сон в отельном купе полупустого вагона.

Поезд перебирал колесами рельсы в направлении города под названием Коломыя. Или, если заглядывать дальше, в направлении Венгрии. Как оказалось, именно через венгерскую границу проложен канал отхода. Капитан наказал разбудить его за час до прибытия, не сомневаясь, что умчится в черные клубы забытья, едва его голова коснется железнодорожной подушки. Так и вышло.

Второй раз за какую-то неделю он спал по-человечески только в поездах. Впрочем, можно ли назвать человеческим провальный сон, сон без бесплатного кинематографа сновидений, когда время пожирается в один заглот? Лег, встал — шести часов как ни бывало.

Капитан проснулся на пять минут раньше, чем его пришли будить. Все-таки тренированность пробьет любые запруды, и как бы ни могуча была хватка сна, однако навык просыпаться в заданное время заставил ее разжаться.

И когда в дверь купе осторожно постучали, Шепелев раскрыл ее немедленно. Будить его пришел Василий. Его напарник на операцию «Тарас», оперативный сотрудник львовского НКВД в звании сержанта госбезопасности. Его выделили товарищу Шепелеву, исходя из поставленных перед ними задач. Отрекомендовали: спортсмен, занимается боксом, силен, вынослив, ворошиловский стрелок, «один из самых метких наших стрелков», знает украинский и венгерский, родом как раз из Закарпатья, член партии, взысканий не имеет, не раз доказывал свою преданность идеям Ленина и Сталина. Капитану некогда было самому заниматься подбором кандидатур, он доверился мнению львовских товарищей. В конце концов, решил он, если парню и не хватает оперативной смекалки и обыкновенной сообразительности, то лишь бы подчинялся моим приказам, а спортсмен, боксер и стрелок в предстоящем деле совсем не повредит.

Василий двигался в купе так, словно все в поезде было сделано из стекла. Видимо, не раз уже в иных местах, неловко повернувшись, что-нибудь ломал-крушил, лишь задевая литым плечом. Его круглые щеки украшал розовый румянец — молодой организм сигналил об избыточном здоровье.

Приведя себя в чувство умыванием, побрившись и одевшись (перед выходом из поезда оставалось только надеть куртку — как ни смешно, ту самую, что подарил Микола), капитан пригласил Василия на разговор. За стаканом принесенного проводником чая капитан изложил то, что не вошло во вчерашний скомканный в виду отсутствия времени инструктаж.

— Веди себя так, как привык. Ничего не изображай. Не надо никаких демонстраций вроде зубовного скрежета и зловещего шепота «как я их всех ненавижу, этих красных, этих москалей». И соответственно ничего не надо сочинять, вроде того, что «помню, вызывает раз меня Петлюра…» Веди непринужденные разговоры о всякой ерунде. Начнутся расспросы, откуда, кто, почему, чем занимаешься, как поживает тот-то и тот-то, а как этот — ничего не говори. А его, наоборот, расспрашивай, почему нет! Сейчас перед нами окажется всего лишь мелкая сошка, проводник. Не обязан ты ему ничего сообщать. Назвал пароль, значит, свой, достаточно. У него права тебе не доверять столько же, сколько у тебя — не доверять ему…

Василий кивал и смотрел на товарища Шепелева, как пацаны смотрели бы на проезжающего по улицам легендарного командарма Буденного. Живой герой! Который в одиночку частично уничтожил, частично захватил целый отряд вооруженных боевиков ОУН. Это не слишком полезно для работы, но Шепелев надеялся, что это благоговение постепенно сойдет с его напарника.

— Меня называй на «ты» и по имени. Борисом. Кстати, настоящее имя. Как и ты останешься Василием. Если нет необходимости менять имена, никогда их не меняй…

Поезд с набранной им скоростью мчал вагоны к городу Коломыя. И, наконец, примчал.

Понятие города, оно бесспорно весьма разное у жителей разных населенных пунктов. Для деревенских обитателей Коломыя безусловно самый настоящий большой город: вона сколько улиц, а дома, окружающие вокзал и образующие городской центр, трехэтажны и многоквартирны, здесь расположены всякие управы и конторы, так же в городе имеются самые настоящие заводы. Но житель Ленинграда, если и назовет сие поселение городом, то лишь проявляя уважение к чувствам местного населения. А про себя не определит иначе как «городишком». Столичный снобизм, он вызревает сорняком, выполоть его невозможно, можно лишь скрывать.

Полученный во Львове адрес привел их на окраину города, до которой они без труда и быстро добрались пешком. Дом хороший, основательный, хозяйственный. Камень, кирпич, черепица. И все дома по этой улице добротные, слепленные, складывается впечатление, по одному чертежу.

Калитку можно было открыть и снаружи, просунув руку. Однако капитан стал стучать по ней и звать:

— Эй, хозяин!

— Войдем? — предложил Василий.

— Видишь, конура пустая. Значит, псина его бегает по двору. Если тебе ноги для нее не жалко, входи.

Тогда Василий засунул два пальца в рот и залихватски свистнул. Наконец из-за дома показался хозяин. В черной, украшенной вышивкой жилетке поверх просторной холщовой рубахи, надетой на свитер. Голову его покрывала шляпа с широкими полями и с сеткой, откинутой от лица. В руке он держал дымарь. Всмотрелся издали в гостей, потом неторопливо пошел по дорожке из битого кирпича, слегка припадая на левую ногу.

— Шо нада?

— Медком, отец, у тебя разжиться хотим, — завязал разговор капитан. — Знатный, слыхали, медок. Ты же Имре будешь?

Пчеловод поддержал русскую речь.

— Имре, Имре. Сладкого хочите? Чой-то взрослы вы для медка.

— А мы его растворенным попьем. В виде бражки. Бражка ж должна быть?

— Вам попьем, а меня за варение самогона сведуть. Иди по хатам. — Дед… хотя какой он дед, лет пятьдесят с небольшим, пышные седые усы разве старят… говорил с акцентом, но не с украинским.

Это все был балаган. Пора и пароль произносить.

— Ты лучше скажи, отец, как нам с приятелем до села Нижнего Селища добраться? Пешком дойдем или на подводу проситься?

Вот не даст сейчас пчеловод отзыв, тогда что? По домам? Ну, не увидеть тогда Христине своего брата, а увидеть приговор, этапы, пересылки, жаль будет женщину, но каково самому-то будет возвращаться не солоно хлебавши.

— Путаете вы, нет в округе такого села. Ольшаны есть, Драгово, Забродь.

«Вот и славно, что нет», — подумал капитан, с облегчением выслушав отзыв на пароль.

— Тогда открывай калитку, отец, — капитан нетерпеливо постучал костяшкой пальца по почтовому ящику. — И учти, что от бражки мы с приятелем тоже не откажемся.