Я жулика люблю - Светлана Денисова Страница 49

Я перешла к прилавку с серебром. Тут тоже были в основном стандартные вещи — цветочки, листики, завитушечки… И вдруг мое сердце сделало неуверенную паузу, после чего заколотилось о ребра, словно сумасшедшее.

Небольшой кусочек витрины был отведен под авторские работы. И там, между оригинальной витой цепочкой и изящным браслетом, лежало серебряное кольцо. По дизайну как две капли воды похожее на то, которое преподнес мне этот аферист во время нашего исторического примирения в ресторане «Прага»!

Серебряные звенья сплетались в стилизованные инициалы, и в центральной букве сверкал, правда, на сей раз не сапфир, а аметист. Я нагнулась, чуть не тюкнувшись носом в стекло, и увидела, что инициалы, конечно, тоже совсем другие. Но, несмотря на это, кольцо явно сделала та же рука, что и мое. Это было совершенно очевидно. Уж в чем, в чем, а в таких вещах я разбираюсь не хуже специалистов.

К кольцу на ниточке была прикреплена крошечная белая картоночка с ценой и фамилией ювелира.

Чувствуя сильный жар в животе, я несколько косноязычно попросила продавщицу показать мне кольцо. Она вынула его из прорези в черной бархатной подложке и подала мне.

Да, бесспорно, одна рука! Я попыталась прочитать фамилию автора, написанную такими мелкими буковками, словно ее выводили под микроскопом. Акимов, что ли? Или Окунев?

— Извините, а кто автор? Не могу прочитать. — Я постаралась изобразить самую обаятельную улыбку из своего арсенала.

Продавщица взглянула на карточку и неуверенно сказала:

— Лагунов… Нет, неразборчиво.

Не знаю, зачем я это спросила. Я не собиралась ничего заказывать ни из серебра, ни тем более из золота. Просто, повинуясь какому-то импульсу, взяла и спросила.

Вместе с продавщицей, которая искренне стремилась мне помочь, мы еще раз попытались разгадать непонятную фамилию, но тщетно.

— Знаете что, зайдите к нашему директору, — предложила наконец девушка и указала мне на какую-то дверь.

Все еще не понимая толком, зачем мне понадобилось беспокоить занятого человека, я очутилась во внутреннем помещении магазина и постучала в дверь с табличкой «Директор». Оттуда ответили:

— Войдите.

Я вошла, не зная, что сказать. Я только, как говорится, нутром чуяла, что стремление узнать все, что возможно, об этом ювелире каким-то образом связано с моим желанием разыскать таинственную зазнобу «Вадима».

Директор, средних лет женщина с прической пятидесятых годов, словно сработанной из мрамора, такие твердые были у нее локоны и завитушки, тоже не смогла прочитать фамилию. Но, как директор, она ее просто знала.

— Якушев, — уверенно сказала она и раскрыла толстую амбарную книгу. — Вот, номер 1549. Якушев Игорь Николаевич. У нас его вещи хорошо идут. Да, наверное, не только у нас, по другим салонам тоже. Интересно работает. — Она полюбовалась кольцом и деловито спросила: — Выписывать?

— Нет, — с извиняющейся улыбкой ответила я. — Скажите, пожалуйста, а заказать ему изделие можно? Для подарка.

Слава богу, директор не стала хуже ко мне относиться, узнав, что это кольцо я покупать не буду. Она любезно записала на бумажке телефон ювелира Якушева и попрощалась со мной.

Я рассыпалась перед этой чудесной тетенькой в благодарностях и покинула гостеприимные «Самоцветы». Слониха в шелках уже давно ушла, и поблагодарить ее за своевременный толчок под ребра я не сумела. Да она бы и не оценила.

Я не могла до конца поверить в свою удачу. А это была действительно настоящая удача! Теперь, на улице, я наконец поняла, зачем вообще полезла узнавать данные ювелира. Если Вадим мне ничего не расскажет, я могу попробовать иной вариант.

Старая поговорка утверждает, что дуракам везет. Ну, раз уж даже дуракам, может, и мне наконец повезет тоже?

И я решила, что об этом направлении нашего расследования я пока что никому не расскажу. Ни Макару Захаровичу, ни Карине, ни Юле с Гением. Это касается только меня лично.

Я еще раз взглянула на бумажку с телефоном Якушева и решительно направилась к ближайшему телефону-автомату.

Ювелир жил рядом, на Сивцевом Вражке, и любезно согласился принять меня «хоть сию минуту».

* * *

Войдя в квартиру Якушева, я изумленно огляделась по сторонам. Такого обилия статуэток из бронзы, гипса, дерева, мрамора и бог знает из чего еще я не видела нигде. Разве что в Пушкинском музее, но там они были рассеяны по большим высоким залам. Здесь же разнообразные фигурки, самая маленькая из которых была с ноготь моего мизинца, а самая большая высотой с локоть, толпились на небольшом свободном пространстве трехкомнатной квартиры. Сама квартира была немаленькая, но, заполненная статуэтками, казалась не больше спичечной коробки.

Хозяин-ювелир произвел на меня смешанное впечатление. Я ожидала увидеть солидного господина в летах, почему-то обязательно с лысиной, в белом докторском халате и с неизменной лупой-трубочкой, воткнутой в один глаз. А Игорь Николаевич Якушев оказался тощеньким, совсем несолидным старичком лет шестидесяти, с острым носиком в крупных отчетливых веснушках и чрезвычайно лукавыми глазками, так и шнырявшими во все стороны, как парочка любопытных мышек. Никакой лысины у него и в помине не было. На голове этого дедульки, казавшегося вечным мальчишкой-сорванцом, пламенела густая рыжая шевелюра без малейшего седого волоса, с забавным хохолком на самой макушке, вроде флажка.

И, только взглянув на его руки, я поняла, что передо мной Мастер. Его пальцы, тонкие и гибкие, как бы жили отдельной жизнью. Когда я представилась, они чутко вздрогнули и замерли, словно прислушиваясь ко мне. Указывая мне дорогу в комнату, Якушев изогнул ладонь таким немыслимым образом, что большой палец почти коснулся тыльной стороны кисти его правой руки. А когда мы уселись в тяжелые старомодные кресла по обе стороны круглого обеденного стола и Игорь Николаевич предложил мне кофе, у меня создалось впечатление, что чашку мне подала не человеческая рука, а пять крошечных розовых лилипутов.

Исполнив нехитрый ритуал предварительного знакомства-прощупывания, то есть угостив меня кофе и выставив на стол вазочку с карамельками, Игорь Николаевич задрал свои рыжие брови до самых корней волос и принялся с откровенным любопытством ждать моих слов.

Я допила кофе, поблагодарила и, не зная, как начать разговор на интересующую меня тему, неожиданно брякнула:

— Игорь Николаевич, как вы не боитесь впускать незнакомого человека в свою квартиру? У вас же тут… — И я обвела широким жестом помещение.

— И-и! — тоненько засмеялся этот мальчишка-старичишка. — Дорогая моя, таки неужели ж я за свои шестьдесят с хвостиком лет не научился уже разбираться в людях! Я себе сразу по голосу из телефона могу сделать вывод, хороший человек до меня обратился или, извините, дерьмо, шо маскируется под ту майскую розу. И потом, я не такой идиёт, шобы держать на своей квартире рабочие материалы. У меня хорошая мастерская, и никто из клиентов таки не знает, где она у меня есть, потому шо я солидный человек! — Он приосанился и по-петушиному выпятил грудь. — Раз уж у моей мамули, шоб ей теперь на том свете всегда было по-хорошему, хватило ума сделать из Изи Шлоймовича Якобсона такую замечательную вещь, как Игорь Николаевич Якушев, то пусть теперь всем ворам, которые захотели бы свести со мной знакомство, станет немножечко тошно. А весь этот мемориал, — тоже обвел он рукой помещение, но жест его был намного плавнее и, я бы даже сказала, поэтичнее моего, — все эти милые друзья моего одиночества, — таки они ж копии! Хорошие копии, Изя Якобсон не такой человек, шоб умиляться на всякое барахло, но копии. Майоль и Кузнецов пусть себе тихо сидят в музейных витринах, а я буду ласкать свои старые глаза на хорошие копии. Меня воровали восемь раз! И каждый раз я потом страшно смеялся и жалел нашу доблестную милицию, потому шо мне сразу платили страховку. У меня застрахован каждый самый маленький сантиметр этой квартиры и моего собственного волоса!