Пустячок, а приятно - Марина Серова Страница 49

Вообще-то весь этот диалог не сообщил мне ничего нового, кроме того, что Должиков уже после беседы с подследственным Бортниковым успел побывать в своем офисе. Определенно, его немного задел мой визит в его контору в виде наивной дамы предпенсионного возраста, а еще больше мое появление в следственном изоляторе в нормальном виде. Его отношения с секретаршей, и без того отменно стервозные, хотя и с сексуальным подтекстом, теперь особенно обострились. Но после этой беседы я почувствовала себя несколько легче, даже настроение поднялось. В таком вот чуть приподнятом настроении я и отправилась теперь на прием лично к адвокату Должикову Олегу Дмитриевичу.

* * *

Я застала их обоих в приемной. Секретарша сидела за компьютером в напряженной позе, что-то старательно печатая, а сам адвокат стоял возле ее стола и, рассеянно глядя в окно, курил сигарету. Вид у него был, мягко говоря, невеселый, а точнее — озабоченный и усталый, особенно в сравнении с тем, каким самоуверенным и нахальным я видела его в кабинете у господина Шмуйловича. Физиономия Должикова еще более омрачилась при моем появлении.

— Ну, как дела у Бортникова? — бодро спросила я сразу же, как вошла в приемную.

Должиков уставился на меня удивленно и настороженно.

— Николая Пантелеймоновича мы, кажется, оставили вместе, — заметил он весьма агрессивно.

— А разве потом вы не встречались с ним для ободряющей беседы?

Должиков посмотрел на меня откровенно враждебно и ничего не ответил. Снова отвернувшись к окну, он спокойно докурил свою сигарету, потушил ее в пепельнице, потом только снова повернулся ко мне.

— Ладно, пойдемте поговорим, — он сделал приглашающий жест в сторону двери своего кабинета. — Ларик, — обратился адвокат к своей секретарше, — кто бы ни пришел, я занят.

Мы прошли в рабочий кабинет адвоката Должикова, оказавшийся небольшим, но уютным и со вкусом обставленным помещением, отчасти напоминающим жилую комнату в хорошей многокомнатной квартире. Судя по всему, кабинет Должикова с умыслом был сделан «под квартиру» — для того, чтобы клиенты чувствовали себя здесь раскованней и были больше расположены к откровенному рассказу о своих проблемах. Стены кабинета были сплошь уставлены шкафами с книгами, главным образом толстенными томами в твердом переплете и с золотым тиснением на корешках. Однако книги на полках стояли в столь образцовом порядке, что создавалось впечатление, будто их никогда не доставали оттуда и не открывали. Небольшой письменный стол возле окна, украшенный замысловатыми завитками, несомненно, антикварный, был заставлен разного рода безделушками, бронзовыми статуэтками, среди которых стояли старинного вида чернильница и пресс-папье — канцелярские аксессуары, которые, как известно, в настоящее время совершенно вышли из реального употребления. Эти весьма изящные и, наверное, дорогие предметы стояли на столе в столь удивительном порядке, что я совершенно была уверена: за письменным столом никто и никогда ничего не пишет.

И в самом деле, пригласив меня в свой кабинет, адвокат Должиков вовсе не уселся за этот стол, но жестом указал мне на одно из четырех глубоких домашних кресел, что находились на середине кабинета и занимали основную часть его пространства. Сам адвокат опустился в другое кресло прямо напротив меня. Некоторое время смотрел на меня изучающе и с чуть заметной иронической усмешкой на губах. Я пыталась по его лицу понять, что он про меня знает, а что нет, догадывается ли о том, что я знаю о его хобби в качестве гангстера, устраивающего разбойные нападения на квартиры беззащитных женщин.

— Красивая вы баба, однако, — сказал наконец Должиков, без стеснения раздевая меня взглядом.

— Вы это только сейчас разглядели?

Адвокат немного смущенно усмехнулся.

— Ну, в следственном изоляторе мне было не до того, чтобы вас рассматривать…

— Вы были так увлечены защитой вашего клиента от противоправных действий со стороны следственных органов, что и вовсе смотрели на меня только как на досадную помеху, не так ли?

— Вроде того, — Должиков на этот раз рассмеялся: смех у него был нехороший. Я бы даже сказала — отталкивающий.

Я решительно не могла по его поведению понять, знает ли адвокат о моей догадке или нет. В любом случае лучше всего было пока не открывать карт. Пусть бандюги сделают это первыми. Если захотят, конечно…

— Хотел бы я знать, — снова неторопливо заговорил Должиков, — зачем такая красивая женщина, как вы, лезет в эту грязную историю?

— Да вот, работа у меня такая — лазить во всякие истории, грязные и не очень.

— Опасная работа, — заметил Должиков.

— Ничего, мне нравится, — спокойно отвечала ему я.

Мы снова немного помолчали, выжидающе разглядывая друг друга.

— Ладно, оставим лирику, — он с решительным видом откинулся на спинку своего глубокого, покойного кресла, принял деловой вид. — Итак, Татьяна Александровна! Какова цель вашего визита ко мне?

— Узнать, как продвигается дело Бортникова, — глядя прямо ему в глаза, отвечала я.

— А почему вы за этим не обратились в милицию? — спросил Должиков. — У вас ведь там полно друзей. Почему же вы не спросили об этом того же подполковника Кирьянова, с которым у вас, как я понял, достаточно фамильярные отношения?

— Я спрашивала.

— И что же?

— Он рассказал мне все, что знает. Он, знаете ли, добрый, наш Киря…

Должиков снова усмехнулся, услышав, какой фамильярной кличкой называю я грозного подполковника милиции.

— Тогда что же вам нужно теперь от меня? — спросил адвокат.

— Мне захотелось услышать еще и вашу точку зрения.

На мгновение возникла пауза. Я заметила, что Должиков начал терять терпение, и из-под его маски внешне благодушного настроения стало проглядывать истинное его лицо — раздраженное и злое.

— Так, на кого вы теперь работаете? — довольно резко и агрессивно спросил он. — Ольховский мертв. А ведь это он был вашим клиентом, когда все началось? От него вы получили заказ на ваше дебильное расследование, от него вы узнали о существовании партии золота…

«Откуда, сучонок, это тебе известно?» — хотелось спросить мне. Впрочем, Должиков все равно не ответил бы.

— Да, Ольховский попросил меня найти чемоданчик с золотом, пропавший из кабинета его шефа, — сказала я.

— Разумеется, — Должиков и не собирался скрывать, что эта информация не является новой для него. — Ну, и как ваши успехи? Нашли вы чемоданчик?

— Нет, — пожимая плечами, отвечала я. — Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.

Должиков кивнул.

— Однако Ольховский теперь мертв, — сказал он.

— Верно…

— Тогда чего же ради вы теперь рыпаетесь?

Этот вполне резонный вопрос прозвучал так резко и неожиданно, что я немного опешила.