Ангельский концерт - Андрей Климов Страница 48

Я уже стоял на дорожке, ведущей к дому Кокориных, когда из тумана заморосило. Поднявшись по ступеням под навес у входа, я уселся на пластиковый стул, сунул руки в карманы и некоторое время просто смотрел, как постепенно темнеют от влаги бетон дорожки и кирпичная стена гаража. Дом молчал, с навеса сбегали быстрые капли, под ногами начала расплываться лужа, и мне стало не по себе. Сейчас я мог бы поклясться, что этот дом — не пустая оболочка. В тот день, когда мы были здесь вместе с Евой, все выглядело иначе.

С этой мыслью я оторвался от созерцания гаража, ограды и зеленоватой дымки между яблонями. Ключи нагрелись — все это время я непроизвольно сжимал их в кулаке. В прихожей я отключил сигнализацию, опустил защелку на входной двери и, без задержки миновав гостиную, поднялся по лестнице на второй этаж.

В комнате Нины Дмитриевны все оставалось по-прежнему. Окно было заперто, датчики на стеклах исправны. Уходя, мы с Евой прибрали за собой, поэтому то, за чем я, собственно, и явился, лежало на своем месте — на подоконнике за шторой. Я бросил увесистую лейпцигскую Библию в кейс, защелкнул замки и только после этого почувствовал некоторое облегчение.

Оставалось осмотреть участок за домом — хотя бы ради того, чтобы иметь полное представление о месте событий. Из-за находок в камине и птичьей клетке мы оба пребывали в эйфории, но сегодня я был твердо намерен довести дело до конца.

Спустившись в прихожую, я сунул кейс в стенной шкаф справа от входа, мимоходом пожалев, что те несколько пар резиновых сапог, что стояли здесь, едва ли придутся мне по ноге — маловаты. После чего вышел в сад и совершил обход дома по периметру.

Дождь прекратился, но в воздухе осталась висеть тонкая морось, обволакивавшая все предметы серебристой пленкой влаги. Сам по себе обход ничего не дал — правда, я обнаружил, как можно попасть на верхнюю террасу. Ничего особенного, просто нужно подняться метра на четыре по стволу старого грецкого ореха. Однако на шелковистой коре, похожей на старую подкладочную ткань, не осталось никаких следов, и неудивительно — прошло больше двух месяцев после того, как в доме побывал чужак, искавший неведомо что.

Участок оказался куда больше, чем мне казалось поначалу, — около четверти гектара. Не слишком широкий, за домом он тянулся еще метров на семьдесят, и что там творилось на задах, невозможно было разглядеть сквозь чащу ягодных кустарников. Две параллельные дорожки, гряды с жухлой огуречной и тыквенной ботвой, два молодых сливовых дерева, небольшая постройка из шлакоблоков под шифером для хранения садового инструмента, врытая в землю емкость, к которой сходились забетонированные канавки от водостоков, старый велосипед, прислоненный к стене, участок газона, штамбовые розы, заросли смородины и малинник в тылу. От соседских владений участок Кокориных отделяла сетчатая изгородь. Дикий виноград заплел сетку, и местами она даже просела под сплошной массой побегов и лапчатой винно-красной листвы.

Я двинулся вглубь, чтобы взглянуть на дальний конец. На горизонтальном суку старой груши покачивались качели — площадка под ними была утоптанной, посередине тянулась бороздка от детских сандалий и кроссовок. Поодаль торчала летняя душевая кабинка, обшитая желтым стеклопластиком, рядом с ней — куртина клематисов с редкими фиолетовыми звездами отсыревших цветов и полегшие кусты пионов. Здесь бетон кончился, а грунтовую дорожку заполонили сорняки. Когда я добрался до ограды в тылу и убедился, что в ней нет ни калитки, ни порядочного лаза, мои брюки промокли по колено и были облеплены колючими семенами. Дальше лежал чужой участок, и выглядел он так, будто прямо туда угодил Тунгусский метеорит. Развороченная земля, белеющие свежей древесиной изломанные стволы плодовых деревьев, снесенная под фундамент небольшая постройка — уже и не разобрать, то ли дом, то ли сарай. Груды битого кирпича, залитый зеленой водой котлован, и ни души. Судя по всему, там недавно появился новый хозяин, и планы у него были грандиозные.

Теперь я торчал прямо посреди малинника, уже наполовину оголенного, прикидывая, что в летнее время это местечко должно выглядеть как джунгли на Суматре. Вдобавок у ограды высилась куча сухих ветвей, спиленных так давно, что они успели покрыться мхом, а на ближайшую ко мне вишню карабкались побеги хмеля. Соваться в эту чащу мне не хотелось, но я все-таки сделал пару шагов, отвел локтем в сторону пучок сизо-багровых стеблей, сплошь покрытых колючками, и тут позади прозвучала команда:

— А ну стой!..

Я развернулся с такой скоростью, что едва не потерял равновесие. При этом резко выдернул руку из кармана, и ключи от дома, глухо звякнув, упали к моим ногам. По ту сторону ограды, в двадцати шагах от меня, на верхней ступени алюминиевой стремянки, стоявшей под деревом, сидел человек. Стремянку я видел и раньше, но могу поклясться — минуту назад там никого не было.

— Подбери ключи. — Этот тип отбросил сигарету, засопел и стал спускаться, как краб с берегового откоса. Уже подходя к ограде, он отрывисто спросил: — Ты откуда тут взялся, а?

Я выбрался из малинника, успев отметить, что в глубине, там, куда я поначалу направлялся, из-под опавшей листвы торчит край полусгнившей доски.

— По поручению хозяев. А вы сосед? — теперь уже и я стоял у сетки, разглядывая в упор коренастую фигуру наблюдателя в пестром свитере и дутой найковской кухлянке нараспашку. На ногах у этого господина были небесно-голубые пластиковые бахилы, и я ему невольно позавидовал. Мои «Ллойдс» не особенно годились для мокрого чернозема.

— Кто ж еще?.. У, паскуда! — Он со злобой рванул обнаглевшую виноградную плеть, и ограда затряслась. — Погибели на тебя нету… Продавать, что ли, надумали?

Неизвестно, за кого он меня принял, но на всякий случай я представился:

— Башкирцев, юрист.

— Ага, юрист! — сосед снова набычился и смерил меня подозрительным взглядом. — Так вроде ж полгода еще не прошло…

— Я не занимаюсь вопросом о наследстве, — твердо сказал я. — А вас, простите, как зовут?

— Григорий, допустим. Для тебя — Григорий Семенович. Знаешь, сколько тут этих самых гребаных юристов шляется от контор по недвижимости? Жулик на жулике…

Он метнул свирепый взгляд на разоренный сад позади участка Кокориных, и я кивнул — дескать, понимаю. В голове у меня вертелась пара готовых вопросов, но я не знал, как к ним подступиться. Сосед Кокориных был из тех, кто слышит только себя, если заводится, то надолго, и никогда не отвечает прямо, если его о чем-то спрашивают. Апоплексический темперамент.

Все-таки я спросил:

— Вы присутствовали на похоронах, Григорий Семенович?

Надо отдать должное — соображал он быстрее, чем я ожидал.

— Так ты из ментовки, что ли? — Кудлатые брови соседа поползли к переносице, лоб собрался баяном.

Ну, к таким вещам мне было не привыкать.

— Нет, — со вздохом сказал я. — И не из прокуратуры.

— Тогда какого хрена я должен тебе докладывать?

— Не хотите — не надо, — я пожал плечами, вроде как собираясь свернуть разговор. — Вы что, сильно не ладили с соседями?