999. Последний хранитель - Карло А. Мартильи Страница 48

— Естественно, — прокомментировал Борджа.

— Дай мне, книгу, Якоб, — продолжал Крамер и принял толстый том из рук молчаливого собрата. — Вот, ваше святейшество, средство, которое поможет нам противостоять катастрофе разврата. «Malleus Maleficarum», [45]книга, на которую меня вдохновила ваша святая булла «Summis desiderantes affectibus». [46]Она тяжела, как кузнечный молот, что обязан сокрушить каждую ведьму. Они ведь не боятся адского пламени, ибо на каждом шабаше пляшут в огне и…

— Да-да, хорошо, брат, мы все прекрасно поняли, — коротко оборвал его Борджа, у которого никак не получалось разглядеть в нежных прелестях своей Джулии искушения Сатаны.

— Могу я добавить последнее суждение? — все еще гремел Генрих Крамер, в то время как Якоб безуспешно дергал его за рясу.

— Оно тебе дозволяется, — вздохнул Папа.

— Господь даровал мне открытие, которое я вставил в книгу вместе с вашей святой буллой. Он истолковал мне значение слова «женщина», «femmina». Оно происходит от «fe», «вера» и «minus». Понимаете? У женщин меньше веры! Из-за своего низкого интеллекта они легко уступают искушениям сатаны.

— Прекрасно, дорогой брат. Все это написано в вашем «Malleus Maleficorum»?

— «Maleficarum», [47]ваше святейшество. Ибо источник зла в женщине.

— Да будет так. А теперь слушайте меня внимательно. Во имя Господа вы велите напечатать книгу и разошлете ее по всей Германии вашим братьям. Мы желаем, чтобы все ведьмы, поклонницы Сатаны, были истреблены, где бы они ни гнездились, среди старух или молодых, жен или монахинь — неважно. Вы хорошо нас поняли?

Папа пристально взглянул на монахов, ожидая ответа.

— Да, отец наш, — сказал Генрих Крамер, вдохновенно сверкая глазами.

— Да, ваше святейшество, — пробормотал Шпренгер.

— Вы оба назначаетесь главными инквизиторами всех территорий, обитатели которых говорят на немецком языке, — провозгласил кардинал Борджа. — Ваша власть будет осуществляться именем Папы. Ни один епископ или вельможа не будет иметь права вам препятствовать. Возьмите с собой других братьев и обучите их, но нам нужен результат. Мы хотим, чтобы ни в одном городе или деревне не осталось ни единой женщины, которая не боялась бы преследований. Будьте милосердны, но несгибаемы. Проявляйте справедливость, но всегда решительно изгоняйте демонов из их душ. Только так они смогут спастись. И еще одно, брат Крамер.

— Ваше высокопреосвященство! — произнес тот, склонив голову.

— Старайтесь поступать так, чтобы вас больше не застукали с поличным.

— О чем вы, ваше преосвященство?

Якоб Шпренгер закрыл лицо рукой, а его собрат вспотел.

— В Германии вас знают как инститора, то есть бродячего продавца индульгенций. Бросьте эти глупости! Если вы будете хорошо выполнять свою работу, то получите по богатому аббатству, но чтобы мы больше не слышали подобных обвинений в ваш адрес. Иначе сгорите на костре вместе с ведьмами.

— Это клевета врагов Христа, целующих зад сатаны!

— Идите и приступайте к работе, — сказал Иннокентий. — Нет, подождите. Кому вы отдадите печатать книгу?

— Мы пока не знаем. Но в Германии есть много печатников.

— Об этом подумаем мы. Оставьте книгу нам. Мы известим вас, когда будет готов тираж, достаточный для работы. А теперь идите.

Монахи низко склонили головы, попятились к выходу и не обернулись, пока не дошли до двери. Якоб попробовал ее открыть, но она оказалась запертой на ключ.

— Сансони! — крикнул Папа.

* * *

— Я могу заставить кое-кого напечатать это gratis et amore dei. [48]

— Ты не говорил мне о такой привилегии Папы.

— Я не шучу. Один печатник — мой должник. Я уберег от цепей его самого, да и всю его семью.

— Солидный долг. Кто это?

— Еврей.

Кардинал Борджа мрачно поглядел на Иннокентия.

— Ничего, он обращенный, по крайней мере так себя преподносит. Это Эвхариус Зильбер Франк, тот самый, что напечатал «Тезисы» Мирандолы без моего согласия.

— Чтобы сэкономить, ты, пожалуй, способен заставить напечатать «Malleus Maleficarum» какую-нибудь ведьму с ее демоном в придачу.

— Родриго, спокойно. Это прекрасный жест с моей стороны. Этим пожертвованием он очистит душу от всех грехов. Благое дело для него. Печать ста экземпляров стоила бы нам не меньше пяти тысяч дукатов.

— Но он же разорится.

— Не разорится, попросит ссуду у своих друзей-евреев. Все они живут неплохо, некоторые даже богаче тебя.

— О них мы тоже подумаем, но потом. Сейчас важно не свернуть с пути.

— А ты ловкий, Родриго.

— Это только начало, Джованни. Теперь позволь оставить тебя. Тут слишком много говорили о женщинах, и мне захотелось увидеть мою Джулию.

— Иди-иди, ты это заслужил, кардинал. Не забудь, что послезавтра праздник в честь Франческетто и Маддалены.

— Чибо и Медичи навеки вместе. Твоя ловкость не уступает моей, — сказал он, прикидывая, кто из супругов умрет раньше, разумеется не от старости или болезни.

В палаццо Борджа

В тот же день, позже

Родриго Борджа покинул Ватикан, перешел через Тибр и направился в свой новый дворец. Его сопровождал эскорт, вооруженный мечами и короткими алебардами. Военная форма контрастировала с белым одеянием, пурпурной мантией и кардинальской шапочкой, которую Борджа охотно носил, чтобы маскировать лысину. Было странно видеть, как он шагал пешком в полном церковном облачении, под которым скрывалось оружие: тонкая шпага и кинжал с золотой рукоятью. Охранники поклонились хозяину и открыли тяжелую дверь.

Борджа прошел под галереей, оказался во дворе и поднял глаза к окнам, ожидая увидеть в одном из них силуэт Джулии, прекрасной Фарнезе, в которую был искренне влюблен. Или это всего лишь страстное сексуальное влечение? Он почти бегом взбежал по лестнице, на ходу сбрасывая оружие, которое слуги быстро приняли у него, пока оно не успело упасть и сломаться. Джулии не было, но комнату протопили. Для ранней римской весны вполне хватило одной жаровни.

Двое пажей помогли кардиналу снять облачение и переодеться в легкую белую шерстяную тунику с шелковой вышивкой. Такую ткань производили на фабрике Аликанте. Рано или поздно он купит ее, учитывая, что она давно уже работает только на его семейство. Слуга принес графин крепкого вина из Порто. Рим был, конечно, прекрасен, как и его женщины, но земля Испании все же оставалась самой любимой.