Блюз мертвых птиц - Джеймс Ли Берк Страница 47

Он раздавил леденец меж зубов и громко разгрыз его, словно конь, жующий морковку, не отводя от меня взгляда.

— Мы чуть не отдали концы тогда на байю, там, где мы когда-то ужинали за твоим складным столиком. И знаешь, почему? Потому что мы доверились не тем людям. Так все и было. Мы закрыли свои скелеты в шкафу и выкинули ключи, и для чего все это? Только лишь для того, чтобы офисные говнюки в белых сорочках вышвырнули нас на улицу, как котят? В этот раз все будет; по-другому. Понял, приятель?

Ранним утром следующего дня Клет и Гретхен позавтракали бисквитами с подливкой, свиными ребрышками и яичницей в «Викторе Кафетерия» на Мэйн и отправились в Жеанеретт по старой двухполосной дороге, идущей параллельно Байю-Тек по идиллическим просторам тростниковых плантаций и лугов. Девушка опустила стекло, и ветер играл в ее волосах. Гретхен задумчиво вертела в руках кулон, висящий на тонкой золотой цепочке на шее.

— Красиво здесь, — сказала она.

— Рыбалка тоже что надо. Да и кухня, скорее всего, даже лучше, чем в Новом Орлеане.

— Ты уверен, что хочешь припереть этого парня к стенке прямо у него дома?

— «Каменная стена» Джексон [12]когда-то сказал: «Сбивайте с толку, озадачивайте и удивляйте своих врагов».

— Это, конечно, классно, если у тебя за спиной пятьдесят тысяч жлобов с мотыгами, готовых впрячься за тебя.

— Это звезда Давида? — спросил он.

— Это? — спросила Гретхен, наматывая цепочку на палец. — Моя мать еврейка, так что и я тоже, как минимум наполовину. Не знаю, кем был мой отец. Может, ирландец, может, швед, потому как ни у матери, ни у кого по ее линии не было и намека на рыжие волосы.

— В храм ходишь?

— Почему ты спросил про звезду Давида?

— Барни Росс и Макс Бэр [13]носили такие же. Не знаю, правда, ходили они в храм или нет. Может, они считали, что это принесет им удачу. Ты поэтому ее носишь? Просто интересно.

— Кто такие Барни Росс и Макс Бэр? — спросила Гретхен.

— Да ладно, проехали. Слушай, мы едем в округ Святой Марии. Пьеру Дюпре принадлежит еще один дом в районе Гарденс в Новом Орлеане. Но я так подозреваю, что он окопался здесь. Это место только кажется Соединенными Штатами Америки. На самом деле это страна Дюпре, и все мы здесь — туристы. Здесь лучше не попадаться. Должен задать тебе один вопрос.

— Давай.

— Ты знаешь, что такое «мокруха»?

— Слышала.

— Меня пару раз просили зарыться.

— И как, сделал?

— Нет, у меня честный бизнес. Я не работаю на негодяев, я не прессую семьи беглецов, чтобы вернуть их за решетку. Я хотел бы спросить тебя, не знала ли ты каких-нибудь плохих парней в Маленькой Гаване — может, кто-то из них ввел тебя в нужные круги? Может, тебе доводилось делать что-нибудь, о чем ты не хочешь вспоминать?

— Я не знала, кто такой Эрнест Хемингуэй, пока не переехала в Ки-Уэст и не посетила его дом на улице Уайтхед, — ответила Гретхен, — затем я начала читать его книги, и в одной из них прочла то, что так и не смогла забыть. Он писал, что экзаменом для нашей морали является то, хорошо или плохо тебе на душе на следующее утро.

— И? — спросил Клет.

— У меня только один раз было на душе погано — это когда я не поквиталась с людьми за то, что они со мной сделали, — сказала она и сделала паузу. — Кстати, не нравится мне твой термин «нужные круги», я никогда не вращалась ни в каких нужных кругах.

Клет проезжал мимо плантации на Байю-Тек, которая в 1796 году была построена в глуши на расстоянии многих миль вниз по течению, а в начале 1800-х годов была по кирпичику перевезена вверх по каналу и вновь собрана на ее нынешнем месте. Затем Персел оказался в тени черных дубов, которые росли по обочинам дороги уже более двухсот лет, и проехал вторую довоенную плантацию с огромными белыми колоннами. Он пересек разводной мост, двинулся мимо трущоб, наполненных жилыми вагончиками и прицепами, и въехал в городок под названием Жеанеретт. Здесь, казалось, время остановилось около века назад. Дворы викторианских домов вдоль главной улицы города пестрели цветами, а газоны, казалось, были столь бирюзовыми и прохладными, что возникало желание окунуться в них, как в бассейн. Клет подъехал к поместью Пьера Дюпре и повернул на покрытую гравием дорожку, ведущую к большому дому, покоящемуся в окружении гигантских дубов.

— Каждый раз, когда я приезжаю в подобное место, задаюсь вопросом: а что было бы, если в войне победил Юг? — произнес Клет.

— И что ты думаешь?

— Думаю, что все мы, и белые, и черные, собирали бы принадлежащий этим людям хлопок.

Они вышли из «Кадиллака» на гравийную дорожку, деревья раздувались от ветра, а среди колонн в воздухе танцевали несколько желтых дубовых листков, купающихся в солнечном цвете. На заднем дворе подала голос собака. Клет нажал на кнопку звонка у передней двери, но никто не ответил. Он поманил Гретхен за собой, и они прошли по боковой тропинке на задний двор, где на длинном зеленом газоне, постепенно уходящем в сторону канала, стояла беседка, рядом с которой пожилой мужчина с удочкой без катушки в руках дрессировал желтого лабрадора. На углу дома, среди зарослей филодендрона, Клет заметил несколько расставленных силков.

— Вам чем-нибудь помочь? — спросил пожилой мужчина.

— Меня зовут Клет Персел, а это моя помощница, мисс Гретхен, — начал объяснять Клет, — я хотел бы поговорить с Алексисом или Пьером Дюпре о человеке, который говорил, что забрал расписку из офисного сейфа, когда-то принадлежавшего Дидони Джиакано.

— Вас сюда Дэйв Робишо послал?

— Я сам себя сюда послал, — ответил Клет, — Фрэнки Джиакано со своими подельниками пытались вымогать у меня деньги с этой распиской. Вы Алексис Дюпре?

— Да. Обычно люди звонят заранее, собираясь навестить кого-то из нашей семьи.

— Прошу прощения за это. Фрэнки Джи пристрелили, мистер Дюпре. Но я сомневаюсь, что его прихлопнули из-за этой заварушки с распиской. Я думаю, что это связано с крадеными или поддельными картинами, которыми торговал парень по имени Бикс Голайтли. Знаете что-нибудь об этом?

— Боюсь, что нет. Не хотите ли присесть? Быть может, выпьете что-нибудь? — предложил Алексис Дюпре. Его пристальный взгляд переместился с Клета на Гретхен.

— Нет, спасибо, — отказался Персел.

Дюпре взял со стола из красного дерева небольшую тарелку и маленький пакетик сухого корма для собак. Он прошел вниз по газону, как будто Клета и Гретхен не существовало, положил тарелку на траву и насыпал в нее несколько кусочков собачьего корма. В левой руке он держал удочку. Ретривер не шевелясь сидел в лучах солнечного света на противоположном конце газона.