Эркюль Пуаро и Убийства под монограммой - Софи Ханна Страница 47

Пока мы поднимались на лифте, Пуаро пытался вытянуть из расстроенного управляющего что-нибудь полезное, но без толку. Лаццари был неспособен связать воедино больше пяти слов сразу.

– Мисс Дженни Хоббс зарезервировала комнату… Что? Да, волосы светлые… Но потом куда она подевалась?.. Да, шляпа коричневая… Мы ее потеряли!.. Нет, чемоданов не было… Я сам ее видел… Я опоздал в ее комнату!.. Что? Да, пальто. Светло-коричневое…

На пятом этаже Лаццари вышел из лифта и побежал впереди нас, мы следовали за ним.

– Харриет Сиппель была на втором, помните? – сказал я Пуаро. – Ричард Негус – на третьем, а Ида Грэнсбери – на четвертом. Интересно, имеет ли это какое-то значение.

Когда мы наконец догнали Лаццари, он уже отпер дверь номера 402.

– Джентльмены, сейчас вам предстоит увидеть безобразную сцену, совершенно не характерную для нашего отеля. Пожалуйста, мужайтесь. – Предупредив нас, он распахнул дверь с такой силой, что она ударилась о стену внутри номера.

– Но… Где же тело? – спросил я. Оно не лежало на полу, приготовленное к погребению, как остальные. Его вообще не было в комнате. Я испытал несказанное облегчение.

– Никто этого не знает, Кэтчпул. – Пуаро говорил тихо, но в его голосе чувствовался гнев. А может быть, и страх.

Между креслом и небольшим столиком, там, где в комнатах 121, 238 и 317 лежали тела, на полу была лужа крови, размазанная с одного боку, как будто по ней что-то протащили. Тело Дженни Хоббс? Судя по форме пятна, в лужу упала рука, и пальцы оставили кровавый след. Тонкие параллельные линии тянулись от края пятна по направлению к двери…

Я отвернулся, от этого зрелища меня затошнило.

– Пуаро, глядите. – В углу комнаты на полу лежала темно-коричневая шляпа, полями вверх. Внутри нее что-то блеснуло, какой-то небольшой металлический предмет. Неужели?..

– Шляпа Дженни, – дрожащим голосом сказал Пуаро. – Мои наихудшие опасения оправдываются, Кэтчпул. А внутри… – Он медленно подошел к шляпе. – Да, так я и думал: запонка. Четвертая запонка, все с той же монограммой: Пи Ай Джей.

Его усы энергично заходили вверх и вниз, и можно было только догадываться, что за гримасы они скрывали.

– Пуаро свалял дурака – и какого дурака – раз это случилось!

– Пуаро, никто не может винить вас… – начал я.

– Non! Не надо меня утешать! Вы всегда стараетесь повернуться к страданию и боли спиной, но я не такой, как вы, Кэтчпул! Я не приемлю подобной… трусости. Я хочу сожалеть, когда я испытываю сожаление, и не надо меня уговаривать. Это необходимо!

Я стоял как статуя. Бельгиец хотел заткнуть мне рот, и ему это удалось.

– Кэтчпул, – окликнул он меня вдруг, точно боялся, что мое внимание могло отвлечь что-то еще. – Обратите внимание на эти отметины в крови. Тело должны были тащить волоком, чтобы остались такие… следы. Вам это о чем-нибудь говорит? – спросил он требовательно.

– Ну… да, думаю, что говорит.

– Обратите внимание на направление движения: не к окну, а как раз наоборот.

– И что это значит? – спросил я.

– Поскольку тела Дженни здесь нет, значит, его вынесли из комнаты. Кровавый след на полу ведет не к окну, а в сторону коридора, значит… – Пуаро выжидательно уставился на меня.

– Значит? – повторил я. И тут меня как будто осенило: – А, я понял, о чем вы: следы на полу, вот эти полосы, появились, когда убийца тащил тело Дженни Хоббс от лужи крови к двери?

– Non. Взгляните на ширину дверного поема, Кэтчпул. Обратите внимание: дверь широкая. О чем это вам говорит?

– Ни о чем, – ответил я, решив, что лучше сознаться сразу. – Убийца, решивший унести тело жертвы из номера отеля, вряд ли будет обращать внимание на то, какая там дверь: широкая или узкая.

Пуаро сокрушенно покачал головой, буркнул что-то себе под нос и повернулся к Лаццари:

– Месье, пожалуйста, расскажите мне все, что вам известно, с самого начала.

– Конечно. Разумеется. – Лаццари прочистил горло, готовясь к речи. – Номер взяла женщина по имени Дженни Хоббс. Месье Пуаро, она вбежала в отель стремглав, точно за ней кто-то гнался, и сразу швырнула деньги на стойку портье. Потребовала комнату так, словно ее преследовал демон! Я сам проводил ее в номер, а потом ушел и принялся размышлять: что мне делать? Сообщить в полицию о том, что женщина по имени Дженни появилась в отеле? Вы ведь спрашивали меня, нет ли у нас женщины с таким именем, месье Пуаро, но в Лондоне наверняка сотни, даже тысячи Дженни, и наверняка многим из них случалось становиться причинами несчастий и беспокойств, не имеющих ничего общего с убийством. Откуда мне было знать, что…

– Пожалуйста, месье, ближе к делу, – прервал его оправдания Пуаро. – Как вы поступили?

– Я подождал минут тридцать, потом поднялся сюда, на пятый этаж, и постучал в дверь. Ответа не было! Тогда я пошел вниз, за ключом.

Пока Лаццари говорил, я подошел к окну и выглянул наружу. Любой вид был предпочтительнее этого ужасного пятна на полу, перевернутой шляпы в углу и запонки в ней. Окна 402 номера, как и окна 238-го, комнаты Негуса, выходили в сад. Я стал смотреть на подстриженные лаймы, но скоро отвел взгляд: они производили на меня неприятное впечатление, словно неодушевленные предметы, которые так долго стояли рядом, что срослись.

Я уже хотел вернуться к Пуаро и Лаццари, как вдруг заметил в саду под окном двоих людей. Они стояли рядом с коричневой тачкой. Мне были видны только макушки. Это были мужчина и женщина, они обнимались. Женщина как будто споткнулась или ослабла, ее голова свесилась набок. Спутник сильнее прижал ее к себе. Я сделал шаг назад, но недостаточно проворно: человек внизу поднял голову и увидел меня. Это был Томас Бригнелл, помощник клерка. Его лицо мгновенно стало свекольным. Тогда я отошел от окна еще дальше, чтобы совсем не видеть сада. Бедняга Бригнелл, подумал я; зная, как ему трудно встать и высказаться перед всеми, даже не представляю, до чего он смущен сейчас, когда его застукали в объятиях подружки.

Лаццари продолжал говорить:

– Когда я вернулся с ключом, я постучал еще раз, – убедиться, что не ворвусь в номер к молодой даме в самый неподходящий момент, но она опять не открыла! Тогда я отпер дверь сам… и вот что я увидел!

– Дженни Хоббс специально попросила номер на пятом этаже? – спросил я.

– Нет, она не просила. Я обслуживал ее сам, поскольку мой драгоценный клерк Джон Гуд, которому я всецело доверяю, был занят другим делом. Мисс Хоббс сказала: «Дайте мне любую комнату, только скорее! Скорее, умоляю».

– На стойке портье появлялась записка с объявлением о ее убийстве? – спросил Пуаро.

– Нет. На этот раз никаких записок не было, – сказал Лаццари.

– В номер приносили еду или напитки, она что-нибудь заказывала?

– Нет. Ничего.