Вот это поцелуй! - Филипп Джиан Страница 47

– Да, я вышел из машины, подошел к его лимузину и сказал, что у меня поломка.

– Хотела бы я видеть выражение его лица!

– Но вообще-то это было чистое ребячество! Ты не находишь?

– Конечно. Но смешно.

– Они были зажаты с обеих сторон. Я их спросил: «Ну, что я могу поделать?» Пол Бреннен опустил стекло со своей стороны, и я его спросил: «Как мне быть, по-вашему?»

– Он тебя узнал?

– Узнал, еще как узнал! «Ничего не трогайте! – сказал я им. – Я сейчас попробую вызвать аварийку». Запер машину на ключ и ушел. Все-таки мне немножко стыдно, я уже говорил. Вольф не учинил бы ничего подобного.

– Если ты не против, я бы не хотела говорить о нем в его отсутствие.

– А почему бы нам не поговорить о нем? Я же не сказал ничего дурного.

– Я считаю, что не очень хорошо говорить о нем, когда его тут нет.

– А если мне хочется поговорить с тобой о нем? Выходит, нельзя, да?

Она не сочла нужным мне ответить. Пока она накрывала на стол, я вытащил цыпленка из духовки. Слышалось попискивание факсов, стрекот пишущих машинок на этаже, сверху звонили телефоны. Тут она ни с того ни с сего заявила:

– Натан, мы с тобой пытались… мы старались на протяжении долгих месяцев, и это ничего не дало… Прекрати, наконец.

– Извини, но ничего мы не старались. Мы жили под одной крышей, но врозь. Это и была большая глупость. Это мешало нам верно оценить ситуацию. Позволь мне сказать, это была колоссальная глупость.

– Послушай, я не знаю… я ничего не знаю…

– Ну вот, я тебе говорю, что так оно и есть.

– Ты хочешь пригласить меня на ужин? Давай, пригласи, пойдем куда-нибудь. Я не против. Но я не хочу больше об этом говорить. Не хочу больше говорить о прошлом. Идет? Мы с тобой достаточно настрадались, и ты и я. Давай не будем начинать все заново.

Я не смог остаться непроницаемым. Я приготовил густой соус к рису, чья белизна казалась мне жестокой. В это время Жозе попыталась сунуться на кухню, они с Крис обменивались какими-то документами, о содержании которых я не хотел ничего знать. Я вспомнил, как валялся пьяный в гостиной. Мы тогда жили в маленьком домике, километрах в тридцати от города (это было до того, как мы переехали и поселились этажом выше Марка). Я был мертвецки пьян, не мог даже мизинцем пошевелить. Я слышал, как ревел мотор нашей машины, никак не желавшей заводиться. Была зима, снегу насыпало сантиметров под пятьдесят. Но я не смог бы пошевелиться, даже если бы дом загорелся.

Крис, по крайней мере, не впустила в квартиру эту чертову Жозе, за что я был ей очень признателен. У меня возникло ощущение, будто это еще что-то значит, будто сохраняется какая-то надежда. Ее можно было разглядеть в лупу или с помощью возбуждающих таблеток.

За ужином я пытался подпоить Крис, но она держалась, экологически чистое вино на нее не действовало, и я, как дурак, с презрительной гримасой выпил всего два бокала. Я хотел было притушить свет, который казался мне слишком ярким, но она и слышать об этом не желала.

– Я не знаю, на каком я свете, – заявил я.

– А ты этого никогда не знал.

– Вольф намного лучше меня. Во всех отношениях.

Она не стала возражать, молча поднялась и включила телевизор, потому что настало время новостей. Я решил пока вымыть посуду. Чертовы новости! А Крис упивалась ими, словно пересекла пустыню и умирала от жажды! Телевизор… этот грязный, неиссякаемый источник огня и крови, страданий и несправедливости, похабщины, подлости, глупости, лжи, двуличия! И как ей хватает душевного здоровья! Кстати, в нашей жизни был момент, когда я вполне мог пойти по ее пути. Я думал об этом. Когда она проводила дома свои собрания, а я закрывался на кухне и писал рассказ, возился, как поросенок в корыте, я задумывался, не войти ли в их круг и приступить тотчас же к защите животных, занесенных в Красную книгу, или к беспощадной борьбе за гражданские права? Но вместо этого я сам себя топил. Предпочитал испытывать на себе ее презрение. Я хотел, чтобы она сама пришла ко мне, а не я к ней. Хотел увлечь ее в мой сумрачный мир, чтобы она заметила, как я красив. Чтобы она вернулась ко мне просто так, чтобы мне не пришлось для этого рядиться в супермена. И тут я дал маху. Моя затея провалилась самым жалким образом.

Но я, по крайней мере, никого не обманывал. Я не заявлял, что готов принести весь мир в жертву ради прекрасных глаз одной женщины. Слабое оправдание.

Я думал, что место женщины дома. Я думал, что Крис просто счастлива сидеть и ждать моего возвращения. Ведь она бросалась мне на шею, когда я приходил домой! Так что же я должен был думать? О чем я должен был догадываться? Я с утра до вечера имел дело с отбросами рода человеческого и возвращался в озаренный солнцем дом с тяжеленной, как арбуз, головой. Я был молод, я ничего еще не знал, выпивал перед сном стаканчик-другой, и вот однажды все светильники, озарявшие мой дом, разом погасли. Я совершенно не понял, что со мной произошло. Осознал только позднее. Так вот, сейчас я не мою посуду в чудесной квартирке Крис. Я стою посреди развалин, и пыль оседает мне на плечи…

Я облил себе ботинки, задумчиво споласкивая тарелку. Подобные мелочи могут порой вызвать приступ печали, даже глубокой скорби, если за собой не следить.

– В этом доме есть салфетки? – спросил я со вздохом как раз в ту минуту, когда Крис открыла дверь двум парням, желавшим воспользоваться ее принтером.

Пробыли они у нее недолго, но очень интересовались, нет ли каких вестей от Вольфа. Как поживает Вольф? А когда Вольф вернется? Какой замечательный парень этот Вольф! Какой ум! Настоящий мужик! С ним стоит водить знакомство! Рядом с ним так и тянет в бой! Спросили и меня, знаком ли я с ним.

Крис закрыла дверь за этими двумя шутами гороховыми. Я продолжал вытирать бокалы, пить уже было нечего.

– Что-то ты молчишь.

– А что бы ты хотела от меня услышать?

– Я очень сожалею…

– С чего бы тебе о чем-то сожалеть? С какой стати? Скажи мне, в чем дело!

Я терпеть не мог лимонный пирог, но купил именно лимонный пирог, потому что Крис его обожала. Обожала? Да она бы слопала у меня его прямо изо рта! Как оказалось, у нее еще оставался сидр… а почему не лимонад? На ней были все те же черные кружевные трусики, которые так призывно светились из-под мини-юбки. Я был готов удовольствоваться даже стаканом малопригодной для питья воды из-под крана. Речь-то шла о том, необходимо ли, обязательно ли, неизбежно ли, если теряешь сердце женщины, ставить крест на всем остальном. Спорный вопрос.

– A я думала, что ты лимонный пирог терпеть не можешь.

– Теперь могу.

Мы устроились на диване, поджав под себя ноги. Классная обстановка! Я спросил, не страдает ли она от комаров. Но нет, она не жаловалась.

– Итак, все хорошо, – сказал я.