Швейцарские горки - Александр Звягинцев Страница 47

Следователь самостоятельно принимает все решения о направлении следствия и несет полную ответственность за проведение следственных действий.

А в Москве уже шел снег.

Его крупные хлопья метались, гонимые порывами ветра, между застывшими прямо на промерзающей земле скульптурами у скверика на Тишинке. И все эти владыки и страдальцы, поэты и узники, мыслители и красавицы, клоуны и чудовища покорно подставляли себя накрывающему их снегу.

— Вот, собственно, и все, — сказал Ледников.

Георгий Олегович Альмезов молча кивнул. Было трудно понять, стало ли для него все, что рассказал Ледников новостью. А может, он все уже знал по своим каналам, от того же Гриба, например?

— Что стало с Сухоцким, я точно не знаю. Но уверен — ничего хорошего. Бежать ему некуда. Может быть, его тело найдут где-нибудь… со временем…

— Или уже не найдут никогда, — негромко сказал Альмезов, явно думая о чем-то другом.

Может быть, он думал об оставшихся в стороне Грюнвальд и «Безумном изобретателе»? Но спрашивать его об этом Ледников не стал — захочет, скажет.

— Спасибо, — решительно, словно что-то уяснив про себя, сказал Альмезов.

Ледников зябко передернул плечами.

— Да, вот флэшка, которую вы мне давали. Я переписал на нее признания Сухоцкого. Может, вам понадобится.

Альмезов молча кивнул.

— Ну, мне пора, — сказал Ледников.

Альмезов ничего не ответил. Но когда Ледников уже собрался уходить, вдруг доброжелательно осведомился:

— Валентин Константинович, а вам не кажется, что вы чересчур доверчиво отнеслись к откровениям господина Сухоцкого?

Ледников посмотрел на него вопросительно.

— Что вы имеете в виду?

— То, что роль сего господина в случившемся куда значительнее… Уверяю вас, он вовсе не был только послушным орудием в руках того же Доусона.

Нельзя сказать, что Ледникова очень удивили слова Альмезова. Во-первых, он вовсе не принял откровения Сухоцкого за истину в последней инстанции. А во-вторых, он прекрасно понимал, что у Альмезова есть свои заключения на сей счет. Причем основанные на информации, которой он пока делиться не спешил.

— У вас есть серьезные основания так считать? — задумчиво спросил Ледников.

— Есть.

— Любопытно, — сказал Ледников.

Он думал о том, что слова Альмезова лишь подтверждали его давние подозрения, что тот был вовсе не единственным действующим лицом в Бернской операции. Любопытно все-таки, какую именно роль ему, Ледникову, отвели Альмезов и другие уполномоченные товарищи, умеющие разыгрывать длинные партии? Кем он был в их хитроумных схемах и диспозициях? Подсадной уткой? Болваном, которого используют втемную? Просто случайным партнером, которому нельзя доверить многое?

Дело тут было не в обиде. Отец с самого начала предупредил его, с кем он имеет дело, и у него не было оснований заблуждаться на сей счет. Интересно все-таки, что они с Немцем не разгадали там, в Берне?

— Вы считаете, что Сухоцкий вел игру? Принимал решения? — спросил Ледников.

Альмезову надо было подыграть. Теперь Ледников ясно видел — Альмезову нужно продемонстрировать, что он сделал не меньше Ледникова, а может, и больше. Что отомстил за смерть Разумовской именно он. И сознавать это, как видел Ледников, было для него особенно важно. Необходимо.

— Но ведь операция против Абрамова началась еще несколько лет назад причем именно с ареста Сухоцкого? Он что, и арест свой подстроил сам?

— Нет, разумеется. Тогдашнее дело с арестом было придумано, чтобы попридержать министра Абрамова, развившего слишком бурную деятельность в ядерной отрасли, которую американцы уже считали практически разрушенной и готовились взять под свою плотную опеку. В тюрьме Сухоцкого завербовал Доусон именно с прицелом на министра Абрамова. Правда, когда Абрамов быть министром перестал, интерес к нему у американцев несколько угас… Однако сама идея выманить его из страны и экстрадировать в США, чтобы добиться нужных показаний, пришла в голову именно Сухоцкого. Он предложил ее Доусону. Тот лишь ухватился за нее в расчете, что показания Абрамова могут стать козырной картой в подготовке нападения на Иран.