Тайный дневник Михаила Булгакова - АНОНИМYС Страница 47

Загорский посмотрел на него, прищурясь.

– Полагаю, нет необходимости говорить, что мы с моим помощником тоже довольно меткие стрелки. Однако и у нас патроны кончились. Желаете продолжить бой врукопашную?

Аметистов смерил собеседника взглядом.

– Да нет, пожалуй, – сказал он задумчиво. – Пожалуй, не стоит. Мы и так узнали достаточно. – А вот я этого о себе сказать не могу, – отвечал Нестор Васильевич. – Не будете ли вы любезны хотя бы намекнуть, с кем мы имеем дело?

Аметистов усмехнулся и заметил, что это совершено невозможно.

– Категорически, – подтвердил Буренин.

Загорский поднял брови и сказал, что в таком случае ему остается только гадать.

– Пардон, вы прямо сейчас гадать собираетесь? – обеспокоился Аметистов.

– Почему бы и нет?

– В таком случае… – Аметистов подошел к сидящему на полу Сбитневу и слегка ударил его ногой в скулу. Тот потерял сознание и повалился, как подрубленный. Загорский поднял брови, Газолин осклабился.

– А вот теперь – прошу, – сказал Аметистов чрезвычайно любезно.

Загорский как ни в чем не бывало повел нить своих рассуждений. Поначалу он полагал, что имеет дело с обычными аферистами. Однако убийство Гуся несколько поколебало его уверенность. Сегодняшний же бой показал, что сомневался он не зря. Такой подготовки не может быть даже у самых отчаянных уголовников. Но это не все. Духи, которые ему любезно подарил Аметистов – настоящие, не подделка, к тому же явная новинка, во всяком случае, он о них еще не слышал. Достать такие в России – задача не из легких, а если это и удастся, вряд ли их будут так просто раздавать налево и направо. Из этого можно сделать вывод, что Аметистов действительно был в Париже. Вопрос: кто может так легко и непринужденно пересекать границу России? Только торгпреды, дипломаты и их младшие братья – разведчики. На российского дипломата или торгпреда его визави не очень похож, а вот на разведчика…

– Я дворянин, – оскорбился Аметистов, – и на Советы работать не стану.

– А я и не говорил, что вы советский разведчик, – любезно улыбнулся Нестор Васильевич.

– Ах вот оно что… – протянул кузен. – Так вы что же, думаете, я лягушатник?

– Ни в коем случае, – учтиво отвечал Загорский, – французский у вас ужасный. Однако в этом французском я уловил некоторые знакомые интонации и знакомую манеру произносить звуки. Из чего заключил, что вам гораздо привычнее говорить… по-немецки.

Он сделал паузу и посмотрел на Аметистова. Тот глядел на него с непроницаемым лицом. Загорский невозмутимо продолжал.

– Я не утверждаю, – сказал он, – что вы немец. Вы, вероятнее всего, русский человек – в конце концов, откуда-то вас ведь знает Пельц. Да и вашу восхитительную манеру разговаривать не смог бы подделать ни один иностранец. Нет, вы русский – во всяком случае, по месту рождения. Но, возможно, вы из числа немецких поселенцев, ведь фамилия вашей кузины – Пельц – скорее всего, происходит от немецкого Пельтцер. После революции вы, вероятно, вынуждены были покинуть Россию и вернулись на родину предков. Жизнь на чужбине в такое время очень нелегка – особенно, если у человека нет достаточных средств. Люди устраиваются по-разному и ищут разных покровителей. В общем, если говорить коротко, я полагаю, что вы – агент абвера.

Аметистов только руками развел: помилуйте, люди добрые, что за поклеп?

– Я, вы знаете, провел небольшое расследование, – продолжал Загорский, – и установил, что Гусь был близким знакомым инженера Кажинского. Широкая публика ничего о нем не знает, но вам, я думаю, не нужно объяснять, что такое мозговое радио.

Свет от фонаря, подобранного Ганцзалином, отразился в глазах Аметистова, и они блеснули желтым волчьим огнем.

– Я встретился с Кажинским, и он сообщил мне, что покойный Гусь предлагал ему продать патент на свое изобретение некоему надежному человеку. У меня есть все основания полагать, что этим человеком были именно вы. Вероятно, под это дело Гусь назанимал у вас кучу денег, растратил их, а Кажинский неожиданно заартачился и не стал продавать свое изобретение. Вы надавили на Гуся и пригрозили ему. И все было бы ничего, если бы не Алла Вадимовна. Ее публичный разрыв с Гусем вывел того из себя, он взбесился и пригрозил выдать вас ВЧК, если вы не оставите его в покое. Результат – Гусь мертв, а Кажинский теперь будет работать над своим изобретением под теплым присмотром чекистов.

Загорский опять помолчал, словно ожидая реакции Аметистова, но, не дождавшись, продолжил.

– Конечно, если бы мы встретились лет пять назад, я бы без раздумий отдал вас в руки русской контрразведки, тем более, что у меня там были хорошие знакомства. Но сейчас, к сожалению, не шестнадцатый год, а тысяча девятьсот двадцать первый. Российской империи больше нет и, боюсь, никогда не будет. Мы с вами стоим на земле, с которой меня теперь ничего не связывает. Более того, я прилагал некоторые усилия к тому, чтобы власть большевиков прекратила свое существование. Как видите, мне это не удалось. Во всяком случае, пока. Поэтому я не буду вас никуда сдавать, ВЧК обойдется и без вас. Тем более, что у меня нет уверенности, что вы не двойной агент. В этом случае пострадавшей стороной, скорее всего, окажусь я сам.

И он умолк. Аметистов улыбнулся необыкновенно широко и сказал:

– Милостивый государь! Мне чрезвычайно приятно слышать то, что вы тут обо мне наговорили, но, право же, я не заслужил таких фантазий. Если вы подозреваете меня только из-за моей ловкости, то скажу, что тогда и я должен подозревать вас, потому что вы не менее ловки. Таким образом, мы будем подозревать друг друга, а дело будет стоять на месте. Поэтому я предлагаю считать этот разговор как бы не состоявшимся.

Загорский отвечал, что он согласен и не желает вмешиваться в историю с убийством Гуся. Однако у него есть одно пожелание, а именно: он хочет, чтобы Сбитнев отпустил Пельц. Собственно, за расследование он взялся только ради Зои Денисовны, потому что… тут Загорский на миг замялся… потому что обещал это одному близкому ей человеку.

– Самому себе, что ли, вы это обещали? – ухмыльнулся Буренин. – Или и господину Булгакову заодно?

– Это нас не касается, – остановил его Аметистов, – это детали. Гораздо важнее, что и наше самое жгучее желание – чтобы моя кузина и граф вышли на свободу.

– Вот как? – удивился Загорский. – А я почему-то полагал, что вы убили Гуся, чтобы устроить ловушку для Зои Денисовны.

– Ничего подобного, – оскорбленно заявил Буренин. – мы спасти ее хотим. Ради этого и привели в уголовку Херувима. И если позволите, мы заставим господина следователя выпустить Зою из камеры.

И он мрачно поглядел на лежавшего без памяти Сбитнева.

– Нет, не позволю, – неожиданно отвечал Загорский.

Буренин и Аметистов воззрились на него с изумлением.

– Настоящего убийцу господину следователю вы предоставить не можете – и мы все знаем, почему. Но, не получив настоящего убийцы, он Зою не отпустит. Вы, конечно, будете его уговаривать, вы будете очень убедительны, но только попусту отобьете кулаки. Он опять наобещает вам с три короба, но ничего не сделает, потому что чекистов он боится гораздо больше, чем вас. Поэтому, как только вы отпустите Ивана Андреевича, он побежит к начальству и обо всем доложит. После этого за вами начнет охоту вся московская уголовка, а, может быть, даже и ВЧК. Думаю, такая перспектива вас совершенно не прельщает.