Секретный агент S-25, или Обреченная любовь - Валентин Лавров Страница 47

Соколов прошелся по камере, бросая строгие взгляды на пристава. Наконец важно произнес:

— Парле ву франсе? Ах, французского языка не знаете. Хорошо, будем говорить на природном. Прошлой осенью, когда я гостил в Царском Селе у нашего государя, великий князь Александр Михайлович мне сказал: «Я еще не встречал ни одного человека, который понимал бы русский народ!»

У пристава открылся рот, глаза урядника полезли из орбит. В один голос они выдохнули:

— У кого?

— У государя. А слова великого князя я вспомнил, глядя на вас, оглоедов. Вы бросили в этот жалкий подвал трех защитников отечества и государя-батюшки, даже не расспросив нас, не проверив документы. Но вместо извинений за свое беззаконие вы грубо обращаетесь с нами. — Театрально поднял палец вверх. — А мы выполняем важную миссию. Запомните, я — секретный агент Бабушкин. И вот этот, — ткнул перстом в сторону Свистунова, — обращался с нами неподобающим образом: грубил, документов не спросил. Нет, я вас не понимаю. И великий князь не понял бы.

Изумленный пристав Вязалкин, с трудом приходя в себя, обернулся к уряднику:

— Кузьмич, ты документы не проверил?

Урядник вытянулся в струнку, выдавил:

— Так точно, нет-с!

Соколов напористо продолжал:

— Может, Свистунов — германский шпион? Может, он нарочно нас здесь удерживает? Это проверить придется. Мы командированы генералом Гардениным, вот наши документы. — Достал бумагу. — Читайте!

Факторович с явной гордостью протянул и свою бумагу.

Пристав Вязалкин начал читать, урядник сунул бороду через его плечо. Изменившись в лице, пристав произнес:

— Виноваты, исправимся! Только, простите, тут две фамилии указаны, а вас, кажется, трое…

— А я солдат демобилизованный, — широко улыбнулся Бочкарев. — Вот, прошу, мое демобилизационное предписание. Тут все указано, а добираюсь я до своей волости и своей деревни, только по делам мне в ваши края потребовалось.

— Это оно конечно. — Пристав задумчиво почесал затылок. — Права имеете…

Бочкарев продолжал:

— Нас тут голодом морят…

Урядник пошевелил усищами:

— Вр-ранье!

Факторович, быстро приходивший от состояния растерянности в приятно-возбужденное, подал голос:

— Вы себе можете представить? Нас тут хотят уморить. Мы, конечно, скажем об этом безобразии своему начальству. И я скорблю, господин Свистунович, когда думаю, что вам теперь такое будет.

Соколов подтвердил:

— Да, обращение скверное. Придется на вас доносить рапортом.

Пристав Вязалкин бросил взгляд на урядника. Тот торопливо сказал:

— Пр-ростите, виноват…

Пристав помахал кулаком перед носом урядника и, приблизившись к его уху, что-то прошептал. Свистунов согласно мотнул головой и вылетел наружу — исполнять приказ.

Пристав Вязалкин преданно заглянул в глаза Соколова:

— Не извольте серчать, сейчас время военное. К тому же сообщили о побеге двух солдат, как раз совпадает…

Факторович иронически протянул:

— Ваш урядник, конечно, не умеет считать до трех.

Соколов погрозил пальцем:

— Да, это дело нельзя оставлять.

Пристав решительно махнул рукой:

— Я строго накажу урядника Свистунова!

Соколов, грозно нахмурив брови, рявкнул:

— Правильно! Отправить его на фронт.

Факторович посоветовал:

— Расстрелять его, подлеца!

— Так точно! — машинально ответил пристав. И ласково произнес: — Зачем жаловаться? Лучше извольте с нами поужинать, чем Бог послал. Вы, пожалуйста, тоже, — взглянул на Факторовича. — Лошади, наверное, уже у крыльца.

— Что ж, так и быть, на первый раз прощаю! — заявил Соколов. — Поехали ужинать.

…Тройка понесла тюремных сидельцев на другой конец Пеструхина в дом урядника Свистунова.

Вечернее небо томилось розовым чистым закатом. Северный ледяной ветер приятно трепал усы, жег щеки. Соколов негромко, словно лишь для самого себя, сказал:

— Как прекрасна эта жизнь! Только жаль, что коротка.