Пиковая дама и благородный король - Лариса Соболева Страница 46

— А я знаю, о чем ты думаешь.

— Да? — наконец вспомнил о нем Петя. — О чем?

— О женщине.

— Веронике? Да нет. — Ревякин нахмурился, значит, смутился.

Обычно, когда он хмурится, это пугает, то есть народ думает, Ревякин сердится, а так бывает не всегда. Но смущение и упоминание имени передают некоторые процессы внутри Пети, однако его надо вернуть к земной проблеме — предательству:

— Не о ней. О женщине, которая тебя сдала.

— Не угадал. Я о двух женщинах думаю. Вторая — Лайма.

— Давай сначала поговорим о первой. Женщин вокруг тебя не так уж много, попробуем вычислить: она должна была хотя бы однажды услышать переговоры по поводу беляевского леса.

— Или подслушать, — угрюмо буркнул Петя.

— В любом случае, она находится рядом с тобой. Где это могло произойти?

— Да хотя бы здесь.

— Значит, референт? — Джулай задумался, правда, не молчал, а, наливая по второй рюмке, бубнил под нос: — Приемная рядом с кабинетом, наверняка там слышны разговоры, а нелюбопытных секретарш не существует… Кстати, она и без подслушивания знает оч-чень много. Итак, на подозрении Карина. Что против?

Взяв рюмку, Петя затормозил: и не пил, и не отвечал. С ним это бывает, когда он попадает в тупик, а сейчас случай особенный, ведь нельзя ошибиться. Следовательно, в процессе отбора положительных факторов на каждый из них невольно идет поиск отрицательных. Джулай помог ему:

— Четыре года безупречной службы.

— Да, — согласился Ревякин, поставив полную рюмку на стол.

— То, что ты орешь иногда, не считается, секретарши изначально знают: патрон имеет право запустить пепельницей. А против: приличная зарплата, непыльная работа, патрон не требует оказывать сексуальные услуги, иногда интересные поездки, общение. И немаловажно: патрон шкуру спустит за предательство, значит, страх.

— Да. Да. Ты исключаешь Карину?

— Еще чего. Я просчитываю «за» и «против». Кто у тебя дома?

— Власта, домашние работницы, кухарка… Я не обсуждаю дома дела.

— Даже по телефону?

Ну, кто же по телефону не обмолвится хотя бы намеками? Конечно, намеки не всякий поймет, но если знать, о чем идет речь… Сема начал перечислять:

— Кухарка отпадает, тетке шестьдесят, ей лучше постоянная прибавка к пенсии, чем разовое вливание, да и порода не та. Две домработницы… Хорошо оплачиваемую работу найти нелегко, только улицы мести, но там платят мизер, отпадают. Остается, извини, Власта.

— Не рискнет.

Но Джулай как не слышал реплики:

— Ты на ней не женился, а она этого хотела, два года гражданского брака держали ее в напряжении. Последнее время Власта ведет себя нагловато: хамит домашним работникам, кстати, дворник мне жаловался, просил поговорить с тобой, чтоб ты повлиял на нее. Замашки у Власты появились королевские, все ей чего-то должны, включая тебя. Она уже забыла, что ты из нищеты вытащил ее. А что против моих подозрений?

— Не рискнет, — повторил Петя, но с угрожающей интонацией.

— А против — шикарные шмотки, шикарная машина, дом вместо комнаты в квартире мамы с протекающей крышей, возможность тратить, не задумываясь, откуда берутся деньги, а не пахать на дядю. Много.

— Так на кого же ты думаешь?

— Остаются обе, — развел руками Сема. — Ну, проверить нам ничего не стоит, кинем обеим разную информацию — ложную, разумеется, — и посмотрим, кто из них продаст. Это я беру на себя. Чем тебя Лайма беспокоит?

— Ложью.

Снова Петя примолк, делая отбор, за это качество — обдумывать каждое слово, его прозвали тугодумом, но боже упаси, он услышит. Народ сейчас заполошный, все торопятся, оттого допускают ошибки, Ревякин делал их редко, а исправлял быстро, являясь довольно решительным человеком. Джулаю же терпения не занимать, потому они и сблизились, но сегодня и он позволил себе поторопить Ревякина:

— Быстрей соображай, от нашей скорости зависит успех. Не забывай, Ларичев оставил Веронику про запас, как только у него появится подозреваемый, а это будешь ты…

— Да помню, помню, — поморщился Петя. — Кстати о нем, по-моему, он порядочная гнида. Где досье на Ларичева?

— Петя, ты много хочешь и за считаные часы. Люди работают, скоро результат их работы у тебя будет. Так что там наша стриптизерша?

— Лайма убеждала Веронику, будто Зина обещала ей деньги, но, даже если она не завершила сделку, у нее были и деньги, и бумаги Беляева. Больше месяца были. Значит, Лайма врет.

— Потому что тоже хочет получить наследие Беляева, — вывел Джулай. — Не исключаю, что и она работает на упыря, ее ведь не убили, как двух подружек.

Петя тряхнул головой, сбрасывая накопившийся груз, опрокинул рюмку с коньяком в рот, у него остался последний вопрос:

— Удалось выяснить, где была в ту ночь Зина?

— Пока нет, времени прошло много. В тех заведениях, где она часто бывала, конечно, помнят, но с числом проблема. К тому же Зина могла провести половину ночи у приятеля…

— И он выпроводил ее одну ночью? — скептически заметил Петя.

— Это мог быть и приятель, и убийца в одном лице.

— Надо искать. Зина была броской женщиной, ее должны помнить… Постой, а в кабаре, где танцует Лайма, спрашивали?

— В клубе? Кажется, нет. Неужели Лайма настолько глупа, что затянула Зину в свой клуб, подозревая, какой ту ждет финал?

— Поехали в клуб, — сказал Петя. — Вызови Кнопку.

Вот яркий пример решительности Ревякина, но какую информацию он выудит, если прошло столько времени?

Когда они забирались в машину, Кнопка уже сидел рядом с водителем и посчитал своим долгом немедля сообщить:

— Шеф, она в итальянском кабаке. За ней приехал Гошка Зеркаль, ждал ее в тачке, она вышла и села к нему.

— Еще один стервятник, — проворчал Петя.

— Тоже скажешь: стервятник, — фыркнул Джулай. — Шакаленок. Между прочим, служит у Ульмера. Это информация к размышлению.

— Ульмер не толстый, — раздраженно возразил Петя.

— Шеф, если надо, прижмем шакала, — с готовностью сказал Кнопка.

— Не надо пока.

Ревякин повернулся к лобовому стеклу и больше не вмешивался в разговоры. Про таких людей говорят: шкаф. Тогда Кнопка по своим габаритам шкаф с антресолью. А кличку получил, наверное, в насмешку.