Умереть - это не страшно - Марина Скрябина Страница 46

Мать сказала, что разберется со всеми, и приехала ко мне — выставлять квартирантов взашей, а заодно проследить, чтобы чего лишнего не унесли со своими вещами. Сабинка даже охренела, увидев мою мать на пороге, заявившую, что сейчас вещи, приготовленные на вынос, проверит. И они с Сережей сразу ретировались в комнату перепаковываться по-новой. Наверное, что-то лихо прихватили. Так и оказалось: тут же обнаружился наш утюг.

Когда мать была в квартире, позвонили по городскому телефону. Я взяла трубку и услышала:

— Алиса, привет. Это Борис…

И таким елейным голосом, как будто ничего не произошло! Как будто мы с его ублюдками провели ночь по обоюдному согласию! Я проорала в ответ:

— Я такого не знаю! — и швырнула трубку на рычаг так рьяно, что чуть телефон не раздолбала.

Шива позвонил опять. Я не хотела устраивать при матери разборок, но он был настойчив, поэтому пришлось ответить. На том конце провода у Бориса Шивакина из рук тут же выхватил трубку Гарик и завизжал странным бабским фальцетом:

— Алиса, Алис! Слышь? Ну ладно тебе! Ну, изнасиловали тебя… Подумаешь! От тебя-то не сильно убудет… Брательник Шивы был весь на нервах: вчера чужую тачку разбил под кайфом…

Дослушивать я не стала. Ох…ть! Это у них такое оправдание: тачку они, видите ли, разбили! Настроение, видите ли, у них было плохое, и они решили мной развлечься! Тоже мне, красавцы крутые! У них что, баб в Шатуре не нашлось, что меня из другого города прихватили?! Или у них взыграло, что в сауне я в последний раз ни с кем не была?

…Когда Сабина уезжала, то сказала на прощание:

— Ты очень добрая. Признаю, что была не права. Извини за все.

Я ничего не сказала в ответ, ведь эта стерва, считающая себя умной и правильной, не заслуживает, чтобы я с ней разговаривала.

2004 год

(Из дневника Алисы)

Когда мне позвонила рыдающая дочь, я перво-наперво связалась с мужем Игорем, который с утра успел уехать на работу, чтобы оповестить, что мне придется отлучиться в Подмосковье на пару дней, оставив детей на няню. Ведь я ничего от мужа не скрывала, как бы ни были тяжелы «вести с подмосковного фронта». А как еще можно назвать постоянный напряг, связанный с Алиской? Конечно — фронтом, полем боя, баррикадой, как хотите, только не нормальной человеческой жизнью.

На мою эмоциональную тираду Игорь, мой всегда спокойный и уравновешенный Игорь, лишь поинтересовался:

— Тебе нужна моя помощь?

— Нет, родной. Я попытаюсь справиться сама, но если возникнет необходимость…

— Сразу звони мне, и я мигом примчусь, — закончил муж фразу, понимая меня с полуслова.

Но в тот день я выехать не смогла, потому что у нашей нянюшки случился выходной, и дома я ее не застала. Пришлось ждать следующего дня, сделав всего лишь пару нужных звонков, чтобы назначить кое-какие встречи. А назавтра я собралась, оставила детей с няней в Москве, а сама стартанула в родной подмосковный город. Глаза бы его не видели! Опять будет сплошная нервотрепка!

Уладить Алискины дела удалось только потому, что я оказалась лично знакома с начальником уголовного розыска города. В школьные годы мы, ровесники, мирно сосуществовали друг с другом, совсем не ожидая, что расслоение среди нашего поколения в перестройку достигнет таких чудовищных размахов. Мои бывшие одноклассники оказались и в прямом, и в переносном смысле — по разные стороны баррикад. Среди них теперь были бизнесмены и работяги, работники милиции и бандиты… Когда я обратилась за помощью к знакомым браткам, с которыми в школьную бытность сидела за одной партой, те наотрез отказали:

— Если бы дело касалось лично тебя — помогли бы не задумываясь, а вот твоя дочь имеет такую репутацию, что… Извини.

Тоже мне — радетели репутаций! А кто детей на наркоту сажает? Было обидно до соплей, честно сказать. Но когда дело касается собственного ребенка, то, какой бы он ни был, бросаешься на амбразуру во имя его спасения. Бросилась и я, вспомнив, что в одной из общих школьных компаний был симпатичный паренек — Санек. Он учился в другой школе, но иногда провожал меня до дома, когда я возвращалась поздно вечером с танцплощадки. Мои бывшие одноклассники и подсказали, что он не так давно стал начальником уголовного розыска нашего подмосковного города.

Набравшись храбрости — или наглости? — я позвонила перед вояжем в Подмосковье Саньку… Нет, уже не Саньку, а Александру Вячеславовичу. Хорошо, что у него не оказалось секретарши, которая могла бы отфутболить меня за милую душу.

— Здравствуйте, Александр Вячеславович. Вас беспокоит одна ваша бывшая знакомая, можно сказать — подруга юности, Татьяна Уварова.

Я назвалась девичьей фамилией, потому что как Носову он меня узнать бы не смог. Да и Носовой я стала сравнительно недавно, выйдя замуж за Игоря. А мы с бывшими одноклассниками, точнее — с одноклассницами, не единожды поменявшими фамилии, продолжали называть друг друга так же, как в школе. Повисла пауза, во время которой Санек, видимо, вспоминал, кто же я такая. К счастью, вспомнил:

— Танюша, привет. Какими судьбами?

— Можно я тебя буду без отчества называть?

— Тебе можно. Что случилось-то? Знаю¸ что теперь ко мне просто так не звонят — только по делу…

— Саш, мне по телефону неудобно. Может, пересечемся?

— Давай. У меня обеденный перерыв в час дня. Где тебе удобнее?

Мы встретились в кафе. Пришлось исповедоваться перед другом детства, как перед батюшкой в церкви, зато я заручилась поддержкой действительно хорошего человека. Удивительное дело, но актеры из фильма «Улицы разбитых фонарей» оказались реально похожи на свои прототипы, как списаны с настоящих работников убойного отдела. Я потом и с подчиненными Санька встречалась, чтобы убедиться в очередной раз — они действительно лучшие представители правоохранительных органов: такие же смелые, сильные, добрые и справедливые, как в кино.

А сейчас Саша посоветовал мне горячку не пороть, тем более, что заявлять на дружков и брата Бориса Шивакина Алиса официально не собиралась. Видимо, опасалась, что остальное грязное белье придется перетряхнуть в зале суда. Думаю, что его-то как раз скопилось немало, поэтому дочь и не хотела публичного разбирательства.

Алисе сейчас нужно, чтобы эти конкретные братки ее оставили в покое, как я поняла из Алисиных слезных завываний по телефону. Но заявление написать на всякий случай надо, чтобы держать насильников на крючке, как мне подсказал Саша.

— Пусть оно у меня в сейфе находится. Без твоего согласия, не волнуйся, я ходу заявлению не дам.

Так и сделали.

Дальше мне пришлось действовать не менее решительно. Я позвонила еще вчера на квартиру дочери, и попросила пригласить к телефону Сабину:

— Слушай сюда, жиличка! Тебе никто не давал право открывать дверь кому ни попадя! Из-за тебя изнасиловали мою дочь, поэтому я могу тебя притянуть к разбирательству, как соучастницу! Поняла меня?! Ты и так живешь на птичьих правах, потому что денег не платишь за проживание. Даю тебе день на сборы, и чтобы завтра я тебя у Алисы не застала! Приеду вечером проверить! Ты все уяснила?