Грехи волка - Энн Перри Страница 46

– Все нормально, – поспешно проговорила Эстер, – она вернется, когда истечет время свидания.

Чарльз поднял на нее глаза, безуспешно пытаясь улыбнуться:

– Кормят тебя прилично? Ты не мерзнешь? Кажется, здесь довольно холодно…

– Да нет, – солгала девушка. – И потом, это неважно. Очень многие всегда живут не лучше.

Ее брат мучительно искал слова. Вежливая беседа в этих условиях была бы слишком нелепа, и к тому же он был в совершенном ужасе от случившегося.

Мисс Лэттерли пришлось взять инициативу в свои руки. Иначе свидание закончится, а они так и не успеют сказать друг другу то, что в самом деле важно.

– Монк поехал в Эдинбург, чтобы узнать, что же в действительности произошло, – начала она.

– Монк? Ах да, тот полицейский, с которым ты… знакома. Ты полагаешь… – Чарльз умолк, в последний момент решив не говорить того, что собирался сказать.

– Да, – договорила медсестра за него. – Думаю, он сможет выяснить правду не хуже, чем кто-либо другой. Если не лучше. Его не обманешь, и он знает, что я никого не убивала. Он будет расспрашивать, наблюдать и размышлять, пока не обнаружит, кто же это сделал. – Выразив эту мысль в словах, Эстер сама испытала облегчение. Это было сказано, чтобы убедить Чарльза, но одновременно подбодрило и ее.

– Ты уверена? – возбужденно откликнулся мистер Лэттерли. – А ты не могла допустить какую-нибудь ошибку? Ты была усталой, свою пациентку знала не очень хорошо… – Ему в самом деле хотелось оправдать сестру. Лицо его порозовело, взгляд стал предельно серьезным.

Поднявшийся в душе Эстер гнев тут же угас, уступив место жалости. Зачем доставлять брату лишнюю боль? Ему и так предстоит достаточно страданий.

– Нет, – торопливо отозвалась она. – Каждая порция лекарства находилась в отдельном флакончике. И я дала ей один флакончик. Чарльз, это же была не выжившая из ума старуха! Она была живой, веселой, мудрой, ко всему проявляла интерес. Она заметила бы ошибку, даже если бы я сделала это специально.

Мужчина нахмурился:

– То есть ты хочешь сказать, что кто-то намеренно убил ее?

Как ни чудовищна была эта мысль, мисс Лэттерли приходилось смотреть правде в глаза.

– Да, – кивнула она.

– Может быть, аптекарь перепутал лекарство? – Чарльз все еще продолжал искать более приемлемое объяснение случившемуся.

– Нет. Не думаю. Это была не первая порция. Если бы он ошибся, то это касалось всей партии, и ее убила бы первая же доза. И кто положил брошь в мою сумку? Уж точно не аптекарь!

– А ее горничная?

– Так ошибиться она не могла. Так не ошибаются. Все драгоценности миссис Фэррелайн лежали в дорожной шкатулке, всю ночь находившейся в ее сумке. И только одна эта брошь попала в мой саквояж, совсем не похожий на сумку Мэри. К тому же наши вещи ни разу не оказывались рядом до самой посадки в поезд.

Лицо Чарльза сделалось совсем несчастным:

– Значит, кто-то решил убить ее и свалить на тебя. – Он прикусил губу и нахмурился. – Господи, Эстер, почему ты не нашла себе занятия поприличнее?! Ты постоянно оказываешься причастной к каким-то преступлениям и несчастьям! Сперва дело Грея, потом Мюидоры, Карлайоны и эта ужасная история с больницей… Что с тобой происходит? Тебя во все это втянул Монк?

Его слова ударили по самому больному месту – они задели гордость Эстер, так как допускали, что Уильям и ее чувство к нему в известной мере определяли ее жизнь и поведение.

– Он здесь ни при чем! – резко возразила она. – Работа сиделки – это призвание, и втягивает в нее, как ты выражаешься, сам факт, что приходится постоянно сталкиваться со смертью. Люди умирают, Чарльз, и в первую очередь – больные люди!

Ее брат был сбит с толку:

– Но если миссис Фэррелайн была так больна, можно ли быть уверенным, что ее убили? Вот чего я не понимаю.

– Она не была больна! – сердито воскликнула девушка, поняв, что сама загнала себя в ловушку. – Она была всего лишь пожилым человеком с не слишком здоровым сердцем. Но она могла прожить еще много лет!

– Одно из двух, Эстер: либо ее смерть была естественной, и ее следовало ожидать, либо нет. Большинству женщин совершенно чужда логика. – Лэттерли слабо улыбнулся, но без гнева или раздражения, а только терпеливо.

Это оказалось каплей, переполнившей чашу.

– Вздор! – закричала заключенная. – Как ты смеешь здесь рассуждать о «большинстве женщин»! Большинство женщин ничуть не менее логичны, чем большинство мужчин! Мы просто другие – вот и все. Для нас человеческие чувства важнее ваших так называемых «фактов», и чаще правы оказываемся мы. К тому же мы практичнее вас. Вы строите всякие теории, по большей части бесполезные, потому что в них допущена какая-то ошибка или потому, что вы не учли чего-то, что сводит на нет все остальное! – Голос ее вдруг сорвался, и она умолкла, осознав, что кричит на своего единственного союзника во всем этом здании, если не в целом мире – на человека, которому происшедшее доставило одно лишь горе. Может быть, на его месте она точно так же искала бы неуклюжие и ошибочные оправдания?

Но следующие слова Чарльза опять все испортили.

– Так кто же убил миссис Фэррелайн? – с обезоруживающей практичностью начал рассуждать он. – И почему? Из-за денег? Ведь для каких-нибудь романтических историй она была чересчур стара.

– Люди не теряют способность влюбляться и после тридцати, – огрызнулась Эстер.

Мистер Лэттерли уставился на сестру.

– Мне что-то не приходилось слышать, чтобы женщина на седьмом десятке стала жертвой преступления, совершенного на почве страсти, – с сомнением произнес он.

– Я не утверждала, что это было преступление на почве страсти.

– Во всяком случае, это вряд ли было что-то в таком духе, моя дорогая. Почему бы тебе не сесть, чтобы мы могли поговорить спокойно? – Чарльз указал на койку, где они могли бы усесться рядом, и сам первым последовал своему совету. – Что я могу тебе принести, чтобы облегчить твое пребывание здесь? Все, что разрешено, я сделаю. Я принес немного чистого белья из твоего дома, но его отобрали при входе. Тебе его, конечно, вернут в установленном порядке.

– Да, наверное, – кивнула сиделка. – А не мог бы ты попросить Имоджен выбрать для меня какое-нибудь туалетное мыло? От карболового у меня с лица слезла вся кожа. Это такая гадость!

– Ну, конечно! – обрадовался ее брат. – Уверен, она с удовольствием это сделает. Я сразу принесу его тебе.

– Может быть, его принесет Имоджен? Я была бы рада повидать ее… – Еще не закончив фразы, девушка уже поняла, что поступила глупо и что ничего, кроме новых страданий, это ей не принесет.

По лицу ее собеседника пробежала тень, а на щеках проступил легкий румянец, словно он почувствовал себя виноватым, не вполне, впрочем, понимая, в чем.