Призрак из страшного сна - Анна Ольховская Страница 46

От неожиданности Павел не удержался на ногах и упал, пребольно ударившись локтем о каменный пол. Но подсознание уже автоматически выставило блок второй рукой, готовясь отразить повторную атаку неизвестного врага.

И враг атаковал, причем бурно, вскрикивая от…

Восторга? Переполнявшего его счастья?! Бесконечной любви?!!

Павел на несколько мгновений буквально утонул в этом океане ментального позитива и радости, забыв и о блоке, и о желании отбиваться.

Потому что отбиваться не хотелось. Ничего подобного с момента его возвращения в реальность после того ранения Павел до сих пор не испытывал.

На словах-то его любили и мать, и брат, но через скайп он не мог уловить никаких эмоций. Только слова.

А здоровенный черный котяра, исхудавший, ободранный, с поблекшей белой манишкой на груди, продолжал бодать Павла покрытой шрамами лобастой башкой, грохочуще мурлыкать и даже немного постанывать от восторга. И мять его лапами, и тереться щеками о его лицо, и пускать счастливые слюни, и…

Показалось, или в бурном океане радужного счастья все четче и четче проступало слово! Одно, но человеческое, разумное слово!

«Нашёл!»

– Ты кто?! – Павел приподнял мордаху кота и ошарашенно всмотрелся в его янтарно-желтые глаза. – Ты чей? Что ты тут делаешь? Как ты сюда попал вообще?

Хотя последний вопрос был самым простым, на него Павел смог бы и сам ответить. Потому что этот соединявший части подземного города рептилий тоннель имел ответвление, уходившее в лабиринты столь обожаемого диггерами московского подземелья.

Но сюда диггеры не совались – рептилоиды взорвали все ведущие к ним посторонние ходы. И сквозь нагромождения земли и камней теперь могли пробраться разве что вездесущие крысы.

А вот теперь – еще и этот грязный худой котяра, не отводивший сейчас от человека пристального взгляда. И это тоже было странно – насколько Павлу было известно, животные не в состоянии долго смотреть человеку в глаза, они либо отводят взгляд, либо воспринимают это как вызов и угрозу.

Но этот неправильный кот и взгляда не отводил, и угрозы в его глазах не появлялось. Только сквозь ликующую радость начали пробиваться ростки недоумения и растерянности.

И котяра все смотрел и смотрел, не мигая. И янтарь его глаз постепенно заполнял реальность, словно растворяя стены подземелья…

А потом перед глазами Павла начали проступать картинки. Только ракурс был странным и изображение утратило краски, став черно-белым.

Он совсем маленький, вокруг темно, пищат его братишки и сестренки. Им всем страшно – их забрали от мамы, засунули во что-то мягкое и неудобное, и теперь трясут. Братья и сестры плачут все сильнее, а он – он молча рвет слабыми лапками плотную штуку, в которую их засунули. Кусает едва прорезавшимися зубками, рвет мягкими когтями. Получается плохо, но получается – штука начинает лохматиться, из нее лезут какие-то шерстинки.

Но потом вдруг сердечко подкатывает к горлу, братья и сестры тоже на мгновение замолкают – странное ощущение длинного прыжка, что ли. И через пару мгновений – всплеск, сквозь странную штуку начинает сочиться вода, все в ужасе, плачут еще жалобнее, вода течет все быстрее, а он остервенело продолжает рвать когтями мерзкую штуку. Вода течет в уши, в рот, писк братьев и сестер постепенно стихает, его сердечко бешено бьется, ему совсем плохо, но вдруг штука рвется, и он из последних сил протискивается наружу. Но там тоже вода!

Он отчаянно бьет лапками, и вот снова светло, и можно дышать, но…

Вокруг только вода! И ничего больше! И лапки совсем слабые, и сил больше нет…

Вот теперь он заплакал. Закричал от страха, от отчаяния, он звал маму. Он вновь и вновь уходит с головой под воду, выныривает, вновь тонет. И плач становится все слабее, и вот уже он понимает, что все, больше он не всплывет.

Но вдруг что-то большое подхватывает его под брюшко и легко выносит из воды. Он обессиленно распластался на этом большом и теплом, а потом к нему склонилось…

Его, Павла, лицо! Только совсем юное, здесь ему лет восемнадцать-девятнадцать. И его собственный голос ласково произнес:

– А ты молодец, парень! Ты же парень? – Его переворачивают кверху брюшком, затем ласково гладят между ушками. – Парень, самый настоящий парень! Отважный, сильный, смелый и… – палец проводит по белой манишке на груди. – И благородный, как маркиз. Нет, Маркиз – слишком банально, так всех черных котов с белой грудкой и носочками называют. Я назову тебя Атос! Согласен?

Павел вздрогнул, словно сбрасывая с себя янтарное наваждение, и сосредоточенно нахмурился, массируя занывший вдруг затылок:

– Так ты – мой кот? И тебя зовут Атос?

Притихшее было мурлыканье вновь заработало на полную мощность, кот радостно ткнулся носом в щеку хозяина.

– Но почему я тебя не помню? Почему тебя нет в моих воспоминаниях?

Затылок ныл все сильнее, в глазах потемнело от боли.

Атос обеспокоенно завозился, запрыгнул на плечи сидевшего на земле Павла и улегся воротником на его шею и плечи, мягко массируя лапками затылок хозяина.

И боль начала отступать! А массаж кота словно разминал не только собственно затылок, но и разум Павла, его сознание, его память.

«Вытаптывая» все новые и новые картинки.

Вот они с Атосом нежатся на полянке, светит солнышко, совсем еще молодой кот весело гоняется за бабочками, он, Павел, дремлет, подставив лицо солнечным лучам. И вдруг, не открывая глаз, радостно произносит:

– Привет, мама Марфа!

На полянку из-за деревьев выходит статная красивая женщина с уложенной вокруг головы толстой русой косой. В руках у нее – прикрытая чистым полотенцем корзинка, откуда доносится чудесный запах парного молочка. Кот, возбужденно мяукая, подбегает к женщине и просительно становится на задние лапки, та ласково треплет его за ушами и наливает в блюдечко белую вкусность.

Мама Марфа? Не Магдалена? Но… как это?!

А вот другая картинка, от которой позвоночник его становится ледяным. Он рвет, завывая от ярости, ненавистного врага, вдруг словно раскаленный прут пронзает тело, он отлетает, падает, но не отводит взгляда от врага. А тот с перекошенным лицом, с совершенно обезумевшим взглядом поворачивается к связанной девушке, которая лежит на полу маленькой пещерки. И лицо это Павлу знакомо по его собственным воспоминаниям.