Окно в Европу - Валентина Андреева Страница 46

– И именно с испугу тщательно вытерли ручки двери… – В голосе Листратова сквозило недоверие.

– А-а-а! Так это мы уже второй раз перепугались. Когда поняли, что нас видели рабочие со строительства соседнего дома. Запросто могли обвинить нашу компанию в убийстве.

– В каждом убийстве есть мотив.

– А помнишь, как ты со мной разговаривал, когда моего родного мужа держал под следствием по обвинению в умышленном убийстве, которого он не совершал?!

– Ирина, не юродствуй! Ладно, принял твой довод. Теперь ответь, почему вы решили, что убитая женщина – бывшая жена Синельникова.

– Сами не знаем. Просто дворник, проживающий в том же доме, что и Рогачевы, сказал, что Андрея искала женщина, представившаяся его женой. Ну, а кто ж еще мог шастать там в отсутствие хозяев?

– Хорошо. Следующий вопрос: зачем устроили спектакль в отделении, где лежит Синельников?

Вот этого-то я и не ожидала! Быстро работают органы!

– Ну-у-у, хотели убедиться, что с ним действительно все в порядке. И охрана у него надежная. Боялись, вдруг его могут убить…

– Основания?

– Вить, ну ты даешь! Я же не убийца! Откуда я могу знать, какие у него основания? Просто пришло в голову – если это не несчастный случай, то неудавшаяся попытка убийства. Которую могут и исправить. Кроме того, хотели очень осторожно уточнить, является ли убитая женщина его бывшей женой. Ее же надо кому-то хоронить. Может, у нее или у него есть какие-то родственники…

– Ну и как? Уточнили?

– Да только то, что он не был раньше женат. Наверное, это замечательный факт в его биографии, именно поэтому он после ответа на мой вопрос сразу сладко заснул.

– А как насчет родственников?

– Никак. По-моему, он сирота… московская. Наверное, убитая была последней из числа родных. Не знаю. – Я решила не уточнять подробности сегодняшней поездки. Следствие такие факты установит в момент. Чего зря язык оббалтывать.

– Ну и главный вопрос – почему украли Настю и спрятали в коттедже?

– Вить, ты в своем уме? Зачем мне было ее красть?

Листратов меня нетерпеливо перебил:

– Да речь не о тебе, а о твоих домыслах по этому поводу!

– Ну так бы и спрашивал! Тебе, вероятно, Дима говорил, что вчера у него были гонки с препятствиями по лесу за кем-то, кто следил за нашим участком. Теперь, я думаю, что отслеживали Настю. И не потому, что она грабанула один из банков – везучая девочка, тьфу, тьфу, тьфу, чтобы не сглазить! Ну посуди сам: если Андрей падает не случайно, его родственница погибает в коттедже не случайно, Нинель становится невменяемой не случайно и, слегка придя в себя, тут же удирает, то следующая жертва – очередная родственница или родственник. А Настю, с легкой руки моей Алены, я позволила выдать за племянницу Андрея, когда она привезла его знакомить с Тамарой Васильевной – ну пришлось идти на такие сложности из-за аллергической реакции у дамы на лиц мужского пола, являющихся кандидатами в мужья невестке. Маленькая женская хитрость. Андрей начал восхождение к своему счастью… или несчастью… Короче, теперь уже не разобраться – с должности ветеринара. Постепенно приучили Тамару Васильевну и дочь Нины Леокадию к мысли, что ветеринар – самый необходимый человек в их семье. Тот, кто украл Настену, не был в достаточной мере уверен в родственных связях между ней и Андреем, поскольку хорошо их изучил. Но не исключал элемент случайности. Отсюда и моя надежда, что с ее похищением все обойдется – Настя скажет правду, и ее не тронут. Зачем убийце лишние жертвы? А почему я выбрала коттедж в качестве возможного временного приюта Насти – так это исключительно наобум. Другого удобного места не нашла. Убийца его знает – уже крутился там. Дом пуст. Мы тоже его знаем, рано или поздно наведаемся. Да и утром крики девчонки наверняка услышат рабочие. Не бросать же ее связанной где-нибудь на дороге или в лесу, где она может погибнуть! Вот и все соображения. Нет, есть еще одно: наверняка Настя своего похитителя не видела, а если видела, то в другом обличье. И, пожалуй, еще одно: уверенность в том, что Настя – племянница Андрея Синельникова была только у Рогачевых, то есть у Тамары Васильевны и Леки. Хотя они могли брякнуть это в разговоре с кем угодно. Счастье, что убийца не знал домашнего адреса Шумовых и не имел времени его определить. Я уже говорила: у Настиной мамы слабое сердце.

Листратов почесал макушку и задумался:

– М-да, много ты тут всего нагородила. Возможно, твоими устами глаголет истина.

– Хочешь сказать, что впала в детство? Так воля ваша, барин: хотите – верьте, хотите – нет. А за Настю спасибо. Если бы не твое вмешательство, представляешь, как бы мы сейчас тряслись от страха?

– Представляю. Вы от страха, я от злости. Что намереваешься предпринять дальше? – невинным голосом спросил он.

– Истинно говорю тебе – завтра поедем на дачу к одной старушке в порядке обмена опытом. Надоела вся эта нервотрепка! Может, какими-нибудь новыми цветами обзаведемся. Мне лично нужны растения для альпинария. Сама-то горка есть, да камни на ней без конца обнажаются. До основания. Элька там отхожее место устроила. Особенно душевно чувствует себя на самом верху.

– Ну ладно, считай, поговорили. Мобильник не отключай, мало ли что. Пойду на крыльцо, подышу немного, жене позвоню. Устал, как собака…

Листратов медленно встал и направился на выход. Там явно наметилось активное движение врассыпную. Бабушка, Аленка и Наталья осторожно подслушивали у дверей. Дальнейшее произошло так неожиданно, что я, сидя на диванчике, не сразу поняла, что случилось. Виктор успел сказать только: «Не хорошо-о-о…» Потом раздался грохот, визг, металлический звон, и в дополнение ко всему что-то еще и разбилось. После этого было слышно только Наташку, искренне выражающую свои чувства. Выскочив наружу, я увидела странную картину. В коридоре – у самого выхода на крыльцо, обхватив Наташкины ноги в старых разношенных шлепанцах, валялся Листратов. Наташка полулежа устроилась у него на спине, удерживая себя от падения на вытянутых руках. Аленка с испуганным видом держала в руках мобильник помощника прокурора. Пахло компотом из яблок с каркаде и кокосовым ликером, которым Наталья не так давно угощала меня из шоколадного стаканчика. Сама металлическая кастрюля из-под компота в перевернутом виде валялась в тазике с огурцами, куда за компанию пристроился и веник. Бабушка, обхватив банку соленых огурцов, как младенца, испуганно прижимала ее к груди. Листратов был щедро полит компотом, пол – ликером. Ступить было некуда – везде валялись осколки от бутылки с кокосовым ликером и Натальиных благих намерений, щедро сдобренных ошметками яблочных долек.

Котенок Шустрик сделал все-таки свое черное дело. Очередная попытка развязать шнурок листратовского ботинка увенчалась успехом. Только сам Листратов догадался об этом только тогда, когда наступил на него и оказался на полу, предварительно сбив с полки кастрюлю с компотом и врезавшись в коленки Наталье. Подруга, успев вперед всех удрать на крыльцо, дабы не быть обвиненной в подслушивании, как раз делала вид, что направляется с бутылкой ликера на веранду. Полет Листратова был столь неожиданен и порывист, что отпрыгнуть назад она не успела. Взвизгнув, взмахнула руками, бутылка стремительно вылетела из рук и грохнулась на пол, рассыпавшись на кусочки. Сама Наталья повалилась «валетом» на помощника прокурора, но довольно ловко притормозила на руках. Листратовский телефон при падении хозяина тоже взмыл вверх и, описав дугу, угодил в лоб Аленке, где она его и прихлопнула ладонями. Осталось загадкой, зачем бабушка спасала банку с огурцами, стоявшую довольно далеко от места развязки.