Кристина + Сергей = Смерть. Любовь под присмотром КГБ - Леонид Млечин Страница 45

Чекистская наука

Один из попутчиков Сергея Глазова с удовольствием закурил, выпустил струйку дыма и вытащил колоду карт:

— Сыграем, чтобы убить время? До Москвы далеко.

Предложил Глазову:

— Закуривайте.

— Не курю.

Он залез на верхнюю полку и прикрыл глаза.

Это был очень старый вагон, можно сказать, музейный, такой древний, что непонятно было, как он вообще сохранился. Все трудности пройденного пути оставили на его внутренней обшивке следы, напоминающие шрамы на лице воина-ветерана.

Постельное белье оказалось сырым и таким ветхим, будто им пользовались еще на первой железной дороге, построенной по именному повелению императора Николая I.

Проводник, нехотя притащивший белье, был немногим моложе.

Во всем поезде был только один такой вагон, и надо же было попасть именно туда! Но деваться некуда. Ночь предстояло провести в этом музейном экспонате.

Вагон нещадно качало и шатало, как утлую посудину в десятибалльный шторм. За окном окончательно стемнело. Но сон не шел. Вроде бы Глазов задремал на несколько секунд и тут же вновь открыл глаза.

Попутчики ему попались не из лучших. Спать они, во всяком случае, не собирались. Они шумно осваивались в купе, распаковывали вещи и радостно хохотали. И сели играть в карты. Соседи пили водку и коньяк, то поднимали общие тосты, то опрокидывали свою порцию в одиночку, отчего с каждой минутой становились все шумнее, но не доброжелательнее.

Самый громкий из них — крупный и широкоплечий мужчина, которому тесно было в вагонном купе. Он вел себя как хозяин, всем подливал, не забывая и о себе, покрикивал на партнеров и обильно закусывал.

Второй попутчик — молчаливый и, видимо, меланхоличный субъект — пил меньше других, зато был полностью поглощен игрой. Оттого и раздражался, когда толстый отвлекал их разговорами о закуске и выпивке.

Третий был самым молодым. Он пил наравне с толстым. Но постоянно проигрывал, отчего настроение у него портилось. Он пытался приободрить себя очередным стаканом, пил, не закусывая, и играл от этого еще хуже. Проигрывая, совершал обычную в таких случаях ошибку. С каждой сдачей он верил, что сейчас-то он точно отыграется. После каждого тура безропотно вытаскивал из толстого бумажника купюру за купюрой. И вновь брался за карты.

Поезд нещадно мотало. Разболтанный вагон творил всяческие каверзы: пытался то перемешать карты, то раньше времени самовольно открыть прикуп, то хуже того — разлить водку и сбросить на пол выпрошенные у проводника под честное слово драгоценные стаканы.

Старший из игроков обратился к четвертому обитателю купе:

— Садись с нами. Надо же время скоротать.

Но услышал в ответ:

— Не играю.

Глазов предпочел бы поспать, но в таком шуме не уснешь. Он с неудовольствием посмотрел на попутчиков и заметил, что молчаливый субъект довольно умело передергивает карты, но никто этого не видит.

Следовало, вероятно, сразу же договориться с пройдошистым проводником, собрать вещички и перебраться в другое купе, подальше от картежников. Но он надеялся, что все равно вот-вот заснет, несмотря на галдевших картежников. И неохота было вставать, одеваться, собирать вещи, потом располагаться на новом месте. Да и вести переговоры с малосимпатичным проводником тоже мало радости. Сонный проводник скажет нудным голосом, что всякий пассажир должен занимать свое место согласно купленным билетам, а не шляться по всему вагону.

Глазов встал, оделся и вышел в узкий коридорчик спального вагона. Он с силой опустил окно, и в вагон ворвался свежий ночной воздух.

Поезд дальнего следования несся сквозь чернеющий лес. За окном царил непроглядный мрак и только иногда мелькали какие-то таинственные огоньки. Тот, кто жил возле железной дороги, знает, что есть нечто тревожное в поезде, стремительно проносящемся мимо пустой платформы. Он предупреждает о своем появлении коротким пронзительным гудком, затем вспыхивает кинжальный луч прожектора, и, наконец, змеиное тело ненадолго выскальзывает из темноты и вновь вонзается в темноту, которая начинается прямо за краем платформы.

И отчего-то волнуют радостно горящие окна, за которыми с комфортом расположились рискнувшие на далекое путешествие пассажиры. И провожаешь их с чувством щемящей тоски, хотя никого из них прежде не встречал и навряд ли когда встретишь. А пассажиры поезда, любопытствуя, тоже приникают к окнам, чтобы разглядеть название станции, но в темноте они ничего увидеть не могут.

Когда ночью едешь в поезде и за окном мелькают дома с погасшими окнами, сумрачный лес, пустые платформы и полустанки, почему-то начинает щемить сердце. И если ты в купе один, то кажется, будто ты один-одинешенек на всем белом свете. Прижмешься лбом к холодному стеклу и смотришь, смотришь на проносящиеся мимо белеющие поля, и кажется, что сама жизнь проходит мимо, уносится от тебя на курьерской скорости. И не остановишь ее, не вернешь, не скажешь: подожди! куда?

Но у Сергея Глазова было совсем другое настроение. Он торопил судьбу, подстегивал ее. Он вдыхал свежий воздух, и его переполняло ощущение счастья. Он был молод, и вся жизнь была впереди. Учеба в Минске подвела черту под первым этапом его жизни. Он не мог объяснить себе почему, но ему казалось, что его ждут большие перемены. Мыслями Глазов уже был дома.

А игра в купе продолжалась, и ставки росли. Росло и напряжение. Оно словно проникало сквозь тоненькую стенку старого вагона.

Старший из игроков лихо выкладывал карты на столик с подрагивающими бутылками и стаканами. Ему везло, и он торопился ухватить удачу за хвост. Глазов отчетливо представлял себе, что и как происходило в его купе. Но все-таки на какую-то минуту он, похоже, отвлекся, может быть, из— за рева встречного поезда, и упустил завязку начавшегося конфликта.

В купе произошло нечто непредвиденное.

Все трое партнеров кричали друг на друга, и Глазов понял, что один из них, то есть проигравший, заподозрил остальных в нечестной игре. Кричал, что не позволит себя обманывать, что с такими негодяями он больше играть не намерен. Он схватил уже проигранные им деньги и поспешно запихнул увесистую пачку себе в карман.

Будь игроки не такими пьяными, еще можно было бы как-то выяснить отношения. Но атмосфера в купе слишком накалилась, нормальный разговор стал невозможен. Исчезновение пачки новеньких купюр было неприятным сюрпризом для партнеров, уже считавших эти деньги своими. Они не согласились с таким разочаровывающим их исходом игры. Меланхолический игрок, мигом утратив все свое спокойствие, бросил карты и, схватив опустевшую бутылку, перешел к активным действиям…

Началась драка. И в купе что-то щелкнуло. Этот звук навел Глазова на мысль о внезапно пущенном в ход складном ноже. И, подтверждая эту мысль, молодой человек страшным голосом закричал:

— Что ты делаешь? За что? Не надо!

Глазов распахнул дверь и увидел, что нож находится в пугающей близости от горла молодого человека. Быстрым движением Глазов перехватил руку и выбил нож.