Что сказал покойник - Иоанна Хмелевская Страница 45

Земля скрипела на зубах, попадала в глаза и нос, сыпалась за воротник платья – если те лохмотья, что были на мне, еще можно было назвать платьем, – а я выдергивала спутанные корни, разрезала их фарфоровым черепком и подсовывала под себя. Копала я рядом с камнем. «А вдруг на нем кто-нибудь сидит», – подумала я и чуть не рассмеялась, невзирая на всю серьезность положения. И еще успела подумать: «Как жаль, что здесь не кладбище», и тут моя рука с черепком выскочила наружу.

У меня хватило соображения сразу же ее отдернуть – торчащая из земли рука не может не обратить на себя внимания, – но совладать с нетерпением было свыше моих сил, и, дернув изо всех сил за спутанные корешки трав, я проделала дыру побольше.

Через эту дыру проник воздух. Немного, небольшая струйка, но этого было достаточно, чтобы я буквально захлебнулась им. Только теперь я поняла, в каком смраде пребывала до сих пор!

Медленно и осторожно прорывала я выход на свободу. Вот уже можно просунуть голову в образовавшееся отверстие. Воздух был такой свежий и резкий, что я просто боялась его вдыхать. Потом осторожно раскрыла глаза.

Надо мной было вечернее, темнеющее небо. И звезды. Моего лица касались пахучие травы. Вокруг простирался чудесный, безгранично большой мир, полный свежего воздуха.

Неуклюже выбралась я из ямы и огляделась. На западе небо еще сохраняло краски, излишне яркие, на мой взгляд. К счастью, замок частично заслонял закат. Вокруг не было ни души. Мне здорово повезло, что был вечер.

Целый час, наверное, просидела я в траве рядом с камнем, привыкая к воздуху и пытаясь справиться с головокружением и чувством безграничного торжества. Потом встала.

Я знала, что шефа в замке нет. Я знала, что такой, какая я сейчас, мне нельзя показываться людям. Восстановив в памяти план замка, я двинулась вдоль крепостной стены – я и в самом деле выбралась на поверхность в нескольких метрах от нее. Нет, все-таки удивительно точно я все рассчитала!

Обойдя замок кругом, я вышла к реке. Здесь был наиболее низкий участок стены, изрядно разрушенной временем, так что перелезть через нее не представляло особого труда. Впрочем, думаю, что теперь для меня уже ничто не представило бы особого труда.

Я перелезла через стену и оказалась во дворе замка. Вокруг по-прежнему не было ни души. В одном из окон горел свет, и оттуда слышалась музыка, но это окно было не в том крыле замка, где помещались апартаменты шефа. А именно в них я намерена была проникнуть. Дверь была заперта. Завернув за угол, чтобы меня загораживала стена дома, я забралась на выступ фундамента и алмазом кольца вырезала кусок оконного стекла. Нажав посильнее, я выдавила стекло внутрь, всунула руку в отверстие и отодвинула задвижку. Через минуту я была уже внутри.

Мне не понадобилось зажигать свет, так как я прекрасно видела в полумраке и очень хорошо помнила, как пройти в кабинет шефа – сколько раз я проходила этот путь мысленно! Я нажала на деталь каминного украшения, книжные полки сдвинулись, и я оказалась в апартаментах шефа.

Я не боялась, что кого-нибудь встречу, что кто-нибудь увидит меня. Я ничего не боялась. Мою душу переполняли торжество и жажда мести. Посередине стола на серебряном блюде лежали красиво уложенные фрукты. Убедившись, что это не бутафория, я съела один банан и один мандарин, огромным усилием воли удержав себя от того, чтобы не сожрать сразу все – с кожурой и косточками. Потом вошла в ванную и тут наконец глянула на себя в зеркало.

То, что я увидела, превзошло самые мрачные мои предположения. По сравнению со мной любой мертвец являл собой воплощение здоровья и красоты. Причем мертвец, похороненный не в гробу, а прямо так, чтобы кладбищенская земля имела к нему свободный доступ. А иначе меня и с мертвецом нельзя было сравнивать.

Нет, подумать только, что я еще чего-то боялась! Да ведь, встретив меня, до смерти бы перепугался даже тигр-людоед!

В апартаментах шефа я сделала много дел. Спокойно, не торопясь выкупалась и вымыла голову, обрезала страшные, наполовину обломанные ногти, выпила рюмочку коньяку, разыскала одежду и переоделась. Одежда состояла из толстого спортивного свитера, джинсов и носков. Труднее всего было подобрать обувь, так как все было слишком велико. В конце концов я выбрала кеды, натолкав в них ваты. Хорошо, что теперь такая мода – эту одежду могли носить лица любого пола. Затем я занялась сейфом.

Нижний камень нажать два раза с левой стороны, раз с правой и опять с левой… Не дай Бог, шеф что-нибудь изменил! Нет, все осталось по-прежнему. Верхний камень выдвинулся, и передо мной предстала дверца сейфа, наполовину скрытая другим камнем. Теперь надо набрать ноль. Отодвинулся и второй камень. А теперь на всю жизнь запомнившиеся мне двадцать восемь сто двадцать один.

Сумка и сетка лежали на месте. На миг теплое чувство согрело мое заледеневшее от ненависти сердце. Мои документы, деньги, мой атлас… На другой полке лежали пачки банкнотов, долларов и франков. Я сгребла все, не считая, – за минувшие три месяца нанесенный мне моральный ущерб значительно возрос и не такого еще требовал возмещения!

На полку, где лежали деньги, я положила жуткие, полусгнившие лохмотья, которые когда-то были моим платьем, и заперла сейф. Потом еще немного поела фруктов, выкурила сухую сигарету и, подумав, подошла к картине, висевшей на стене. Что-то он делал тогда с рамой…

Тщательно обследовав левую часть рамы, я обнаружила небольшую выпуклость и нажала на нее. С тихим шелестом сверху спустилась карта. Открыв свой атлас на странице, где была Испания, я нашла и постаралась запомнить то место в Пиренеях, где семерка пересекается с «Б», как Бернард. Вернув картину в прежнее положение, я решила, что теперь могу удалиться.

На рассвете я добралась до маленькой железнодорожной станции, где изучила схему движения поездов и их расписание. Ближайший поезд отправлялся в Тур, и, видимо, как раз его ожидали люди, по виду рабочие. В свитере и джинсах я не очень выделялась среди них, лицо мое закрывали самые большие очки, какие мне удалось разыскать среди вещей шефа, так что на меня не обращали внимания. Я купила билет и села в поезд.

Прибыв в Тур, я дождалась в вокзальном буфете открытия магазинов и отправилась совершать покупки. Делала я это очень продуманно, в магазине более одной вещи не покупала, причем выбирала магазины самообслуживания или такие, где было много народу. Продавщицы тоже не обращали на меня внимания – они и не такое видали. Переодевалась тоже постепенно, используя для этой цели дамские комнаты магазинов. Обувь я приобрела на распродаже, причем здесь главной была забота не о качестве или удобстве покупаемых туфель, а о том, чтобы никто не заметил моих громадных кед. В заключение я купила чемодан и села в парижский поезд уже как нормально одетая пассажирка.

С той минуты, как я увидела себя в зеркале, мои планы изменились. Вылезая из могилы, я думала лишь о том, чтобы как можно скорее добраться до Интерпола, рассказать там все и немедленно отбыть в Польшу. Вид собственной посмертной маски заставил меня пересмотреть эти планы. Как-никак, а собственное здоровье и внешний вид меня все-таки волновали. То, что я увидела в зеркале, сразу же навело на мысль о многочисленных болезнях, наверняка притаившихся в моем организме. Впрочем, почему притаившихся? Ревматизм уже явственно давал о себе знать в коленях и в правом плече, каждую минуту ожидала я проявления симптомов и других болезней. Да и вообще, как в таком виде показаться людям на глаза?