На что способны женщины - Джеймс Хедли Чейз Страница 45

– Да, но нам нужно выбросить это из головы.

– Да.

Я свесился с полки и прикоснулся к ее руке. Она была сухой и холодной.

– Не думай об этом. Нам ничего не остается. Это не надолго – максимум на неделю. А потом мы уедем.

– Он расскажет полиции. Все думают, что мы в Мексике. Как только он скажет им, где мы были, они снова бросятся за нами.

Конечно, она была права.

– Может, нам лучше взять его с собой? Мы доберемся до Мексики, а там отпустим его.

– Ты же не подумал, да? В Мексике ты никогда не докажешь, что не убивал Бретта.

Я подумал об этом. Если полиция узнает, что мы по-прежнему в Штатах, добраться до Гормэна не будет никаких шансов.

– Да. – Мне вдруг захотелось, чтобы она была рядом со мной. – Не хочешь подняться сюда?

– Не сейчас. Бедро ноет немного. Завтра ночью, дорогой.

– Хорошо.

Я смотрел в темноту, чувствуя себя одиноким. Как будто до сих пор мы шли вместе и вдруг между нами вырос непреодолимый барьер. Я слышал, как Макс ворочается за стенкой, пытаясь устроиться поудобнее. Раз он застонал. Я не жалел его.

– Я не хочу жить в Мексике всю свою жизнь, – неожиданно сказала Веда.

– Тебе не придется. Года вполне хватит.

– Год – слишком много. Все будет потеряно. Если ты прождешь столько, то никогда не докажешь, что Гормэн убил Бретта.

– Да уж, положение. Я не убивал Бретта, но они думают, что это я. Убив Макса, я смогу доказать, что не убивал Бретта, но что нам это даст? Я пытаюсь доказать, что я не убийца, но для этого мне нужно стать им. Просто отлично. Ну хорошо, предположим, я убью его. Мы с тобой будем знать это, и это как минимум. Мы собираемся жить вместе, но, если мы будем знать, что я убил его, все будет по-другому. Поначалу мы можем не признаваться в этом, но это так.

– Да, ты не должен убивать его.

Мы снова вернулись к началу. Замкнутый круг, и нет ответа.

– Может, нам лучше еще подумать?

– Он может заболеть и умереть.

– Пустые мечты. Он запросто проживет еще лет сорок.

– Да. Тогда может произойти несчастный случай.

– Только не с ним. Он осторожен. Нет, думаю, нам лучше оставить эту область.

Макс захрапел.

– Его ничто не беспокоит. Он знает, что ему здесь ничего не грозит, – горько подытожила Веда.

– Попытайся заснуть. Так мы проговорим всю ночь.

– Да.

Я лежал в темноте и терзал свои мозги, пытаясь найти выход, но не мог ничего придумать. Если мы отпустим его, он сдаст нас за вознаграждение. Если мы будем держать его здесь, нам придется не спускать с него глаз и в любой момент ждать сюрпризов. Если мы просто уедем отсюда, бросив его, через сутки полиция все узнает. Я заново прокручивал и прокручивал в голове все сначала; мельница отчаяния. Я услышал, как Веда тихо заплакала в тишине, и не нашел ни слов, ни сил, чтобы утешить ее. Обволакивающая тьма вокруг казалась лишенной воздуха и непроницаемой. Тяжелый храп Макса мучал меня, и, когда я провалился в сон, мне привиделось, что Веда обернулась против меня и стала заодно с Максом. Всякий раз, когда я смотрел на них, они лишь ухмылялись вдвоем, и это уже я лежал на мешках в передней, а Макс с Ведой были вместе внутри. А я лежал в темноте и слушал, как они перешептываются, и знал, что они обсуждают мое убийство.

Я проснулся в холодном поту и снова уставился в темноту. Мое сердце бешено колотилось, а когда я понял, что не слышу храпения, дико перепугался. Я протянул вниз руку, чтобы прикоснуться к Веде, но мои пальцы нащупали лишь небольшую ямку, где лежала ее голова, и тепло пустой подушки. Я замер, чувствуя, как кровь леденящей волной бежит по моим сосудам.

– Веда? – тихо позвал я и сел. – Ты здесь?

Но в ответ я услышал лишь шорох в соседней комнате. Я соскочил с полки, судорожно вытащил из-под подушки фонарик и осветил нижнюю лавку: она была пуста. Снаружи скрипнула доска, и я схватился за пистолет. Дверь в переднюю была плотно затворена. Когда мы ложились спать, я оставил ее открытой. Замерев, сжимая оружие и светя на дверь, я стоял и слушал. Я увидел, как опустилась ручка и дверь начала открываться. Я взвел курок и почувствовал, как волосы на затылке сами собой встают дыбом.

Вошла Веда.

– Что случилось? Что ты делаешь? – прохрипел я.

Она молча подошла ближе ко мне, руки ее безжизненно висели по бокам. Она скорее плыла, чем шла, похожая на привидение в своей очаровательной белой рубашке.

Веда вошла в луч фонарика, и я увидел, что глаза ее закрыты. Она шла во сне. Безмятежность сна наяву, тайна спящего организма, его бессознательное повиновение спящему разуму заставило меня отступить назад. Я слышал ее ровное дыхание. Она была прекрасна – гораздо прекраснее, чем я когда-либо ее видел до этого. Она прошла мимо меня, нырнула на свою полку и улеглась. Несколько секунд я стоял и смотрел на нее, потом подошел ближе и нежно поправил ее одеяло. Мои руки тряслись, а сердце едва не выпрыгивало из грудной клетки.

– Теперь все в порядке, дорогой, – сонно промурлыкала она. – Нам не о чем больше беспокоиться.

Если перед тем я просто похолодел, то после этих слов я буквально превратился в лед и на подкашивающихся ногах двинулся к двери. В передней не слышалось ни звука. Я снова стоял и напрягал слух, боясь сделать шаг. Доносился лишь ветер, шумевший на крыше лачуги, да шелест качающихся деревьев. Затем нетвердой рукой я направил луч на Макса.

Он лежал на спине в луже крови, текшей из красного пятна у его сердца. Из самого центра пятна торчало что-то короткое и черное.

Как ураган я бросился к нему. Она вонзила ему нож в самое сердце. Застывшее лицо передо мной излучало безмятежность и счастье. Он умер в сладком сне, и, судя по всему, смерть была быстрой и легкой для него.

Я не знал, как долго я стоял над ним, глядя ему в лицо, но это заняло определенное время. Это было убийство! Если его найдут здесь, у меня не будет шансов до тех пор, пока я не скажу, что это сделала Веда во сне; да и кто поверит мне?! Мы были здесь с ним одни. Если я не убивал его, значит, это сделала она. Редферн любил повозиться с такими инцидентами. Но она же не убивала его! Даже сейчас она еще не знает, что он мертв. Может, ее рука и разворотила ему грудь, но это еще не значит, что она убивала его. И тогда я понял, что не могу дать ей узнать, что она сделала. Я слишком сильно любил ее, чтобы заставить ее страдать; представить нельзя, что с ней будет, если она все узнает. Был шанс, что я смогу вынести его отсюда и закопать до того, как она проснется. Я мог бы сказать ей, что он сбежал. Я мог бы говорить ей все, что угодно, кроме правды.

Наклонившись над ним, я выдернул нож. Из раны снова хлынула кровь.

Я тихо прокрался в другую комнату и подобрал свою одежду. Она уже мирно спала с улыбкой на губах. Вынеся одежду наружу, я осторожно прикрыл дверь. Побоявшись зажигать лампу, я торопливо одевался в свете фонарика, затем налил себе выпить. За все это время я не раз оглянулся на лицо Макса. Одна мысль о том, что мне придется дотрагиваться до него, приводила меня в ужас.