Забавы негодяев - Татьяна Луганцева Страница 45

Период перед Новым годом Анастасия бы выделила в специальное время года. Да, вот так вот… Есть лето, есть осень, есть зима, естественно, весна, и есть время года, которое так и называется – перед Новым годом. Сама Настя относилась ко всему этому очень спокойно, но навязанный ажиотаж общественности не мог оставить и ее равнодушной. Призывно горящие витрины магазинов, обещающие бешеные скидки именно до Нового года, начинали гореть уже чуть ли не с ноября. Оно и было понятно, состояние кошельков большинства российских граждан после этого стололомящего праздника напоминали спущенные воздушные шарики. Потом хоть скидки, хоть вообще за два рубля будут товар в магазинах отдавать, все равно никто не придет, ведь и двух рублей ни у кого не будет. Не будет и боевого духа хождения по магазинам, весь этот дух люди с лихвой отдают в предновогоднее время и в сам Новый год с большим размахом, добровольно подрывают свое здоровье. Кто-то растягивает удовольствие покупок подарков на месяц, выискивая для своих знакомых и близких презенты по списку. Кто-то сметает все за один раз, толкаясь в очередях и злясь, что уже купили то, что он сам хотел приобрести ранее. Заготовка продуктов вообще превращалась в какую-то нескончаемую оргию. Злые, красные лица в очередях, мужчины с тележками, нагруженными горками. Люди испепеляли друг друга завистливыми и подозрительными взглядами, прорываясь к кассам. Складывалось впечатление, что ко всем этим людям должны были с минуты на минуту приехать толпы родственников и гостей. Только тогда почему же эти гости и родственники не сидели спокойно дома в ожидании своего часа – праздника живота? А тоже толкались на ярмарках, базарах и, в торговых центрах. У Анастасии не было детей, ради которых она тоже бы металась в поисках подарков. По своей бывшей профессиональной деятельности все праздники у нее, наоборот, были более загруженными днями, и вообще у неё никогда не складывалось впечатления, что после Нового года наступит конец света, поэтому она относилась к этому празднику очень спокойно и особо никогда не готовилась. Насчет еды, как уже говорилось, она вообще особо никогда не задумывалось. Ей хватало и грозди винограда с двумя бокалами сухого белого вина на всю новогоднюю ночь. И даже эти истеричные заявления соседки тети Маши: «После Нового года подорожает все в три раза!» – не трогали ее душу.

– Даже если это так и будет, и что? Закупать яйца на год вперед? Так они испортятся! Нет, я не вижу смысла «надышаться перед смертью», – давно решила для себя Настя.

На дворе было двадцать девятое декабря, почти полтора месяца как ей сделали операцию и неделя, как прошло первое слушание дела Петра Соколова. Суд перенесли на начало февраля, по настоянию адвоката Петра – Виктора Васильевича Суржикова. Со слов этого же адвоката, второе рассмотрение этого дела будет окончательным.

– Больше дело не перенесут, и я ничего не смогу сделать, – сказал он Насте на личной встрече.

Она не ходила к Петру в изолятор временного содержания и не собиралась ездить к нему в тюрьму, она не хотела видеть его там, она все время видела его рядом с собой. Анастасия собиралась вытащить его оттуда и для этого была готова на многое. Они сидели в одном из кафе ГУМа вместе с Виктором Васильевичем и грелись горячим кофе. Вся суета новогодней жизни проносилась мимо Анастасии, словно какая-то другая, параллельная ей жизнь, яркая как мишура из дешевой фольги. Виктор Васильевич был представительным мужчиной в теплом, светлом пальто и достаточно ярком, неординарном шарфе для его солидного возраста. Он явно молодился, и у него был маникюр, что Настя на мужчинах терпеть не могла.

– Я очень ценю Петра, но, к сожалению, очень мало могу для него сделать, – запустил он полную ладонь в свою шевелюру «соль с перцем». – Все доказательства, все улики, все досконально собрано против него. А еще очень сильно довлеет его прошлое дело, его ошибка, стоившая жизни тому ученому, вы в курсе. Прокурор от этого и «танцует». Мол, он и в этот раз мог совершить ошибку, а следовательно, убить человека. И всем все равно, что ты – жива! Противно то, что, несмотря на то что его условная судимость погашена, все равно прошлое будут учитывать. – Протер стекла очков адвокат, не смотря Насте в глаза.

– Я не просто жива… я здорова, – прошептала сквозь зубы Настя и поинтересовалась: – И сколько Пете грозит?

– При хорошем для нас раскладе лет пять.

– О, нет! – невольно воскликнула она.

– Боюсь, что да, – щелкнул замками портфеля адвокат, тем самым давая Насте понять, что их встреча завершена. – Ничем помочь не могу… Извините…

– А я что могу? – как-то по-детски спросила Настя, хлопая длинными ресницами.

– В смысле? – кинул он на нее быстрый взгляд.

– Может, я могу что-то сделать, чего не можете вы? – очень наивно спросила Анастасия.

– Боюсь, тоже ничего, – нервно дернулся адвокат.

– Петр, наверное, думает, что вы – хороший адвокат, – сказала Настя.

– А я хороший адвокат! – На мгновение вскинул глаза Виктор Васильевич и снова потупился. – Я сделал все, что мог… а в этом деле… Это первая ошибка Петра при операции…

– Что я могу? – снова прервала его нюни Анастасия, которую переполняло желание действовать во благо любимого.

– Дождаться его… подумаешь, пять лет, – несколько скованно пожал плечами адвокат. – Извините…

Он неуклюже встал и, поклонившись, удалился.

Настя осталась сидеть одна за небольшим круглым столиком кафе посреди огромного магазина, горящего огнями перед двумя недопитыми чашками кофе. Она почувствовала себя героиней немого кино, да еще и с замедленной съемкой, а вот все окружающие люди неслись вокруг нее, участвуя в современном сериале. Такая вот не состыковка двух изображений.

– Забрать кофе? – вывел ее из задумчивости голос официантки.

– Что? А… Да-да, можете забрать, – рассеянно ответила Настя, зачем-то промокая сухой бумажной салфеткой сухие крошки из-под мини-кекса и, естественно, не одну из них не собирая.

– Вы будете что-то еще? – тактично поинтересовалась официантка.

– Я? Что? А, нет… – Настя словно потеряла связь с действительностью.