Черный список - Александра Маринина Страница 45

Меня убирали из этого южного курортного города. Раскрытиегромких преступлений поручили неопытному мальчишке. Да в любом другом месте ужедавно была бы создана бригада с привлечением лучших сил из краевого управленияи даже из министерства. А здесь – тишина. Неопытный мальчик оказался с головойи без глупого гонора и попросил помощи у московского сыскаря, хотя емустрого-настрого велели этого не делать. Мальчика от дела отстранить, сыскаря изгорода убрать. Вот и весь расклад.

Кража компьютера легла в этот расклад точным психологическимштрихом. Таня пишет повесть, она не столько отдыхает, сколько работает, и городэтот для нее не столько курорт, сколько место действия, где разворачиваютсяописываемые события. Помани ее бесплатной путевкой – она ведь может иотказаться, для нее работа куда важнее, она деньги зарабатывает. Откажетсяехать Таня – я могу сорваться с крючка, ведь у нас роман. Исчезновениемини-компьютера подготовило почву для того, чтобы мы все убрались отсюда кчертовой матери, польстившись на халяву.

Я смотрел на несчастного парня, сидевшего передо мной субитым видом и грустными глазами вышвырнутого на мороз щенка, и понимал, что нив какой круиз я не поеду. Юра Мазаев меня поддержит, ему и самому не оченьхочется ехать. И Таня меня поймет, я уверен, что поймет и одобрит. ОстаютсяЛиля и Ирочка. Как быть с ними? Ведь они так мечтают о поездке!

– Не плачь, Серега, – заявил я с преувеличеннойбодростью, хотя у самого кошки скребли на душе. – Даже лучше, что тытеперь участковый, руки будут развязаны, а контроля со стороны розысканикакого. И следователь с тебя не спросит. Будешь делать, что считаешь нужным.Первым делом надо проверить турфирму, которая проводила социологическоеэкспресс-исследование. Через эту фирму нам всучили бесплатные путевки, чтобызаставить меня уехать отсюда. Давай-ка выясним, кто это у нас такойбогатенький. Воришки, укравшие Танин компьютер, должны быть как-то связаны сэтими Ротшильдами…

Солнце, наверное, уже давно встало, но из-за плотныхсвинцовых облаков его не было видно. Мы вполголоса обсуждали ситуацию и такувлеклись, что, когда во двор вышла Вера Ильинична, я глупо спросил:

– Что вы так рано? Это мы своей болтовней вас разбудили?

– Да как же рано, Владислав Николаевич, – удивиласьхозяйка. – Половина восьмого уже. Я уж и так из-за погоды проспала дольшеобычного. Вовремя вы на теплоходе собрались, эта хмарь теперь надолго, никакогозагара не будет, так уж лучше поплавайте, развлекитесь.

– А мы никуда не едем, – заявил я. – Вернее, я нееду. А насчет Танечки и Иры – пока не знаю.

– Передумали? Что так?

Я неопределенно пожал плечами.

– Да как-то, знаете ли… В общем, передумал. Ну его, теплоходэтот. Никогда не плавал, а вдруг у меня морская болезнь начнется? Или у дочки,что еще хуже. Не буду я рисковать. Так что вы уж, пожалуйста, про мою комнату втурбюро не сообщайте, я еще поживу у вас.

– Ну и хорошо, – согласно кивнула Вера Ильинична.

Казалось, она была даже довольна, что мы остаемся. Какзнать, вдруг на наше место поселится семья с маленьким ребенком, который будетгромко плакать, или орать, или бегать повсюду и приставать ко всем. Лиля была,по крайней мере, тихой, послушной девочкой, которую было не видно и не слышно.

Распрощавшись с Лисицыным, я поднялся к себе в надеждеповаляться еще немного в постели. Лиля лежала с открытыми глазами, и мордашка унее была напряженная.

– Папа, где ты был? Я проснулась, увидела, что тебя нет, ииспугалась.

– Я с дядей Сережей разговаривал. А ты давно не спишь?

– Давно. С шести часов.

– Да, дядя Сережа как раз в шесть часов пришел. Наверное, ятебя разбудил, когда выходил из комнаты, – соврал я, пряча глаза ииспытывая угрызения совести. Мало того, что я ее обманул, так мне еще предстоитсообщить ей, что круиз на теплоходе отменяется. Надо же как-то объяснить ейэто. А как? – Котенок, мне нужно с тобой серьезно поговорить, –осторожно начал я, совершенно не представляя, что буду говорить дальше.

– Насчет тети Тани?

– Нет. А что, собственно, насчет тети Тани?

Я присел на краешек ее постели и взял ее теплые маленькиеручки в свои руки.

– Ты будешь на ней жениться, я знаю.

– Да с чего ты взяла? – изумился я. – Я хотелпоговорить с тобой про поездку на теплоходе. Видишь ли, солнышко, нам с тобойпридется отказаться от нее.

Глаза Лили мгновенно наполнились слезами.

– Почему?

– Нужно остаться и помочь дяде Сереже. Он в очень тяжеломположении, и мы с тобой не можем бросить его сейчас. Понимаешь?

Лиля молча кивнула, слизывая с губ горькие детские слезы. Яне мог объяснить ей, что больше всего на свете не люблю, когда мной пытаютсяуправлять. Я многое могу стерпеть – и хамство, и несправедливость, и обиду.Меня никогда особенно не трогало чужое горе и не волновали чужие неприятности.Но с тем, что мною манипулируют, я мириться не мог. Неизвестные силы, которыестояли за убийствами кинозвезд, выживали меня из города, и кушать это дерьмо саппетитом и словами вечной благодарности я не собирался. Мне тридцать восемьлет, и за плечами у меня двадцать один год службы, из которых четыре пришлисьна учебу в школе милиции, а семнадцать – на работу в уголовном розыске. И ясебя не на помойке нашел. Но для восьмилетней девочки такие резоны были слишкомсложными.

* * *

Татьяна согласилась со мной сразу и безоговорочно, но она,так же как и я, опасалась Ирочкиной реакции на мое, прямо скажем, оригинальноерешение.

– В конце концов, пусть она едет с Мазаевым. Через двенедели она вернется, а я подожду ее здесь, – сказала Таня.

– Видишь ли, я совсем не уверен, что Юра поедет, еслисказать ему все как есть, – возразил я. – Он как-то мало похож налюбителя легких развлечений. Может быть, лучше тебе поехать с ней?

– Ну да, – фыркнула Татьяна, – сейчас. Много ейрадости со мной ехать. Ей Мазаев нужен, а не я. И потом, я хочу остаться стобой. Ты не можешь бросить Лисицына, потому что ему трудно, а я по этой жесамой причине не хочу оставлять тебя. Если ты не возражаешь, конечно.

Еще бы я возражал! Я готов был расцеловать ее прямо здесь,во дворе! Я был влюблен, и как все влюбленные, слеп и глуп. В тот момент мне ив голову не пришло, что я совершаю страшную, непоправимую ошибку.