Пятый угол - Йоханнес Марио Зиммель Страница 45

Так, Томас и Лазарь, обучаемые и одновременно обучающие, прожили в мире и согласии до утра того памятного ужасного 5 ноября 1940 года…

Утром 5 ноября 1940 года Томас Ливен после долгого перерыва был снова доставлен к следователю. Этого господина звали Эдуардо Байша, он всегда одевался в черное и носил пенсне на черной шелковой ленте. Следователь Байша был человеком образованным. С Томасом он всегда говорил по-французски. Так же, как и сегодня:

— Как наши дела, мсье, не хотите ли наконец сделать признание?

— Мне не в чем признаваться. Я невиновен.

Байша протер свое пенсне:

— Н-да, в таком случае вам придется долго, очень долго оставаться в «Альджубе», мсье. Мы разослали описание ваших примет по всем полицейским участкам Португалии. Придется ждать.

— Чего ждать?

— Ответов из всех этих мест. Мы же не знаем, какие еще преступления вы совершили в нашей стране.

— Я вообще не совершал никаких преступлений! Я невиновен!

— Ну да, конечно, естественно… Но тем не менее, мсье Леблан. Мы должны подождать. К тому же вы иностранец… — Байша полистал в каком-то досье. — Странная дама, гм, должен сказать.

— Простите, кто?

— Заявительница — сеньора Родригес.

Внезапно Томас Ливен ощутил ужасный зуд вдоль позвоночника. Он спросил с пересохшим ртом:

— Почему странная, господин следователь?

— Она не приходит.

— Этого я не понимаю.

— Я направлял ей повестки. Но она не приходит.

— О боже, — произнес Томас, — надеюсь, с ней все в порядке?

«Только этого мне и не хватало», — подумал он. Вернувшись в камеру, он попросил немедленно позвать Франческо, толстяка повара. Тот появился сияющий:

— Что на сегодня, сеньор Жан?

Томас покачал головой.

— Никакой стряпни. Ты должен сделать мне одно одолжение. Ты можешь на часок оставить свою кухню?

— Само собой.

— Пускай тебе выдадут деньги в тюремном управлении из моего вклада. Купи двадцать красных роз, возьми такси и поезжай по адресу, который я записал тебе. Там живет сеньора Эстрелла Родригес. Я очень о ней беспокоюсь. Может, она заболела. Выясни, спроси, не можешь ли ты чем ей помочь!

— Хорошо, сеньор Жан! — толстяк исчез.

Франческо отсутствовал не менее часа, а когда вернулся, вид у него был подавленный. Едва он вошел в камеру с великолепным букетом из двадцати кроваво-красных роз, Томас мгновенно понял: случилось что-то непоправимое.

— Сеньора Родригес уехала, — сообщил повар.

Томас плюхнулся на нары.

— Что значит уехала? — уточнил Лазарь.

— А то и значит, болван! — огрызнулся повар. — Нет ее. Пропала. Уехала. Испарилась.

— Когда? — спросил Томас.

— Пять дней назад, сеньор Жан, — повар с сочувствием посмотрел на Томаса. — Похоже, дамочка решила вовсе не возвращаться, по крайней мере, гм, в ближайшее время.

— Почему ты так думаешь?

— Она забрала с собой всю одежду, драгоценности, наличные.

— У нее их вообще не было!

— Сейф стоял открытым…

— Сейф? — Томаса качнуло. — А как ты добрался до сейфа?

— Горничная провела меня по всему дому. Миленькая мулатка, нет, правда, господа! Первый сорт! Такие глаза! — и повар сделал соответствующее движение руками перед грудью.

— Это Кармен, — пробормотал Томас.

— Да, Кармен. Сегодня вечером я иду с ней в кино. Она провела меня в гардеробную — все шкафы пусты, в спальню — сейф пустой…

Томас застонал:

— Абсолютно пустой?

— Совершенно пустой, да. На открытой стальной дверце висели только премиленькие черные шелковые трусики — и все. О боже, вам нехорошо, сеньор Жан? Воды… Выпейте глоток воды.

— Ложись, нужно спокойно полежать на спине, — посоветовал Лазарь.

Томас и в самом деле улегся на свой топчан, пробормотав:

— В сейфе лежали мои деньги, все, что у меня было, все мое состояние…

— Бабы. С бабами всегда одни неприятности, — сердито буркнул Лазарь. — И никакого обеда не будет?

— Но почему? — прошептал Томас. — Почему так? Я же ничего ей не сделал… Что говорит Кармен? Она знает, где сеньора?

— Кармен говорит, она улетела в Коста-Рику.

— Боже всемогущий, — простонал Томас.

— Кармен говорит, вилла должна быть продана.

Тут Томас внезапно заорал как сумасшедший:

— Не размахивай все время перед моим носом этими проклятыми розами! — потом взял себя в руки. — Извини, Лазарь, нервы сдают. И… и никакого сообщения для меня? Никакого письма? Ничего?

— Конечно, есть, сеньор, — повар достал из кармана два конверта. Первое письмо было от друга Томаса, банкира Вальтера Линднера из Вены:

Лиссабон, 29 октября 1940 года.

Дорогой господин Леблан!

Пишу эти строки в страшном волнении и спешке. Уже 11 часов. Через два часа уходит мой корабль, я должен отправляться на борт. И до сих пор никакой весточки от вас! Бог мой, где же вы скрываетесь? Живы ли вы вообще?

Я знаю только то, что рассказала мне ваша несчастная подруга консульша: что 9 сентября, после телефонного разговора со мной, вы ушли и больше не возвращались.

Бедняжка Эстрелла Родригес! В ее лице вы имеете друга, любящего вас всем сердцем. Как она скорбела о вас, как эта женщина волновалась! После того как мне удалось достать для нас билеты на корабль в Южную Америку, я каждый день встречался с ней. День за днем мы надеялись обнаружить ваш след — тщетно.

Эти строки я пишу на вилле вашей красивой отчаявшейся подруги. Она стоит рядом и плачет. И сегодня — в последний день — никаких сведений. Я пишу эти строки все еще в надежде, что вы по крайней мере живы и когда-нибудь сможете вернуться в этот дом, к этой женщине, которая так глубоко вас любит. Если небеса будут благосклонны, вы найдете мое письмо.

Я буду молиться за вас. Все еще надеющийся на свидание и очень преданный вам Вальтер Линднер.

Это было первое письмо. Томас уронил его на пол. Ему не хватало воздуха. Его голова внезапно готова была расколоться от боли.

Почему Эстрелла не сказала моему другу, где я нахожусь? Почему она не пришла сюда и не вызволила меня, как договаривались? Почему она так поступила? Почему, почему? Ответ на это дало второе письмо.

Лиссабон, 1 ноября 1940 года.

Низкий негодяй!

Вот и твой друг Линднер покинул страну. Теперь не осталось никого, кто мог бы тебе помочь. И теперь я хочу завершить свою месть.