В Москве-реке крокодилы не ловятся - Федора Кайгородова Страница 44

— Она кусается? — спросила Анечка, все также глядя на стену.

— Кто? Собачка?

— Неть! Воть! — девочка живо вскочила и взялась рукой за розетку.

— Нельзя! — испугался Ромашкин.

— Она злая? Она кусается?

Мишка рассмеялся и сказал, беря ребенка на руки:

— Все розетки злые, все кусаются! Их нельзя трогать?

— Потему, папа? Потему они злые?

— Почему ты думаешь, что я твой папа? — спросил Мишка.

— Ромашкин! Ты глуп, как бревно! — сказала, появляясь в дверях, Любочка, которая встала раньше всех. — Ты спрашиваешь, как маленький ребенок. Она не может сказать, откуда она это знает. Знает и все! И не заостряй на этом вопросе внимание.

— Как тея зоуть? — спросила девочка, поворачиваясь к Любочке, которую она точно видела впервые, и сползая с Мишкиных рук.

— Люба! — ответила женщина.

— Юба? — тут же повторила девочка. — Мы с папой буем у тебя зить? — она подошла к Любе и взяла ее за руку.

— Если захотите! — подтвердила Любочка. — А теперь мы все пойдем завтракать! Ты любишь кашу?

— Я се любу! — серьезно ответила девочка, усаживаясь за стол.

Любочка положила девочке манной каши, а Ромашкину — разогретые фаршированные блинчики из магазина. Взяв свою тарелку, Любочка на минуту задумалась, что бы поесть ей самой, потом посмотрела на Анечку, которая жадно глотала горячую кашу, поставила тарелку на стол и вышла из кухни.

— Ты чего? — Мишка вышел следом.

Любочка стояла возле окна и плакала, глядя на запотевшие стекла, сквозь которые ничего не было видно.

— Ты иди! — сквозь слезы сказала она. — Я не могу есть, когда вижу голодного ребенка! До чего они ее довели! Иди, иди, Миш! Ее нельзя оставлять! Только больше ей ничего не давай! Она переест с голоду. Я сейчас вернусь.

Мишка погладил Любочку по спине и вернулся на кухню. Анечкина тарелка была пуста. А теперь она заканчивала уплетать Мишкины блины.

Стараясь не привлекать внимания к ее аппетиту, Мишка спросил:

— Анечке молока налить или соку?

— Мока и соку! — ответила она очень деловито.

Он поставил перед ней два стакана, а себе налил чаю. Девочка выпила весь сок, а молока осилила только половину стакана.

— Гуять? — спросила она деловитым тоном, снимая с шеи передничек.

— Нет, пока поиграй, нам надо с папой поговорить.

— Знаешь, Миша! — сказала Люба. — Я теперь и сама не отдам Анечку. Мы можем пойти в полицию и все объяснить сразу.

— Господь с тобой! — в ужасе ответил Мишка. — Именно полиция первой украла этого ребенка. То — то они обрадуются, что он, наконец, остался без присмотра.

— Тогда давай сходим к юристу, проконсультируемся хотя бы.

— Пойдем прямо сейчас! А что мы скажем соседям? — спросил Мишка.

— Это как раз несложно! Что это твой ребенок, ведь они не знают тебя! И что мы собираемся пожениться.

Любочка позвонила своей сменщице и попросила ее поработать в две смены два дня подряд.

Мишка набрал телефон Слепченко. Трубку взял Володя, Анечкин дядя. Мишка сказал, что с девочкой все в порядке и пригласил его в гости вечером, назвав свой собственный адрес.

Юрисконсульт, контора которого оказалась через два дома, ничего хорошего не посоветовал. Он сказал, что кража остается кражей, какими бы благими намерениями она не мотивировалась.

— Лучшим выходом в вашей запутанной ситуации было бы обратиться в полицию. Они начнут оформлять документы на лишение матери родительских прав, а до того времени девочка поживет в доме ребенка, — сказал юрист. — Там прекрасные условия! — добавил юрист. — Лишь после исполнения всех этих необходимых процедур, вы сможете забрать ребенка.

— Но девочка психологически травмирована, она тяжело переживает смерть дедушки, считает, что никому не нужна! — возразил Ромашкин, стараясь не говорить громко — в приемной его ожидали Анечка с Любой.

— Я лишь сообщил вам то, как трактует подобное деяние закон, — устало сказал юрист. — А ваше дело самому найти выход. Вы спросили меня о юридической подоплеке, я ответил.

А в Москву врывалась весна. Она сияла на оживленной улице. Она отражалась в оконных витринах величиной с дом. Она играла в глазах взрослых девочек с неумело накрашенными губами.

Пока еще не состоявшиеся родители, взяв ребенка за руки, направились в сторону скверика возле памятника Героям Плевны. Ромашкин мрачно молчал. Любочка ни о чем не спрашивала. Анечка же щебетала не переставая. Возле памятника оба отпустили ручку девочки и сели на скамью. Анечка тут же принялась обрывать травку и строить из нее домик.

— Ну, и что он сказал? — спросила, наконец, Люба.

— Ничего нового! Сказал, что это уголовное деяние, и девочку следует отправить в полицию.

— Ничего другого я не ожидала! Что ты решил?

— Я ничего не решил. Но девочку я не отдам! Я, скорее, сам сяду! Вот только тебя я не могу подводить! Еще пришьют соучастие. Нам с Анечкой лучше жить дома!

— Какие глупости! — возразила женщина. — Соучастие! Словечко — то какое выдумал! Ничего страшного не вижу в том, что вы живете у меня. Если что случится, скажу, что я знать не знала ни о чем. Ты сказал — твой ребенок, я и поверила. А у меня вам будет не только комфортнее, но и безопаснее, — ответила Любочка.

— Не знаю, что и сказать! — улыбнулся Мишка. — Я думал, ты не способна преступить закон!

— В принципе это так и есть! — ответила Любочка. — Я не могу переступать нравственные законы, как бы напыщенно это ни звучало.

— Давай я потом объяснюсь тебе в любви, ты же знаешь, как нелегко мне выразить то, что я чувствую, — сказал Ромашкин, сжимая ее руку в своей. — А сейчас вернемся к делу. Я думаю поговорить с Володей. Без его помощи нам не обойтись. Вероятно, ему надо все объяснить, как есть, но не называть твой адрес. Если что, я скажу в полиции, что я отец ребенка и требую вернуть мне его.

— А экспертиза ДНК? В таких случаях ее проводят обязательно.

— За счет клиента. А у меня таких денег нет. Мы будем оформлять усыновление по обычной схеме, без ДНК. Про мнимого папу это версия для полиции. Единственной ложью будет то, что девочка живет со мной, а не с бабушкой. И конечно, полиция не должна знать, что бабушка в запое.

Вокруг памятника Героям Плевны крутилось пестрое гейское племя, активно используя повышенный весенний спрос на свои тела. Высокие плечистые «дамы» демонстрировали безразмерные ноги и крутые попки, а хрупкие нежные мальчики прятались в тень, поигрывая глазами. Иногда мимо проплывали пары, изображающие влюбленность с первого взгляда. Патруль провел двух смазливых солдатиков, лысых и с подведенными черным карандашом глазами.