Генералы песчаных карьер - Гера Фотич Страница 44

Ткач посмотрел на часы. Обеденное время давно прошло. Он почувствовал, что кроме чашки кофе, ничего в рот не брал. В желудке ноющей болью напомнил о себе гастрит. Он вызвал машину к подъезду, но Костя перезвонил и сказал, что везёт жену Ткача из магазина домой.

Генерал поморщился от внезапной неудачи и попросил дежурную часть дать ему с машину с конвейера. По дороге сказал завернуть к пункту связи, где приобрел телефонную карту и позвонил в Москву.

— Мда… — задумчиво произнёс Стариков, услышав новость, — Судя по всему, ты под колпаком. Наш интерес пересёкся с кем-то ещё. Надеюсь, ты за последнее время нигде не засветился?

Ткач смолчал.

— Будем работать над этим вопросом, — продолжил Стариков, — Ты главное не суетись. И поосторожней там. В бордели всякие не суйся и не встречайся с кем попало. Я думаю, всё решится в нашу пользу. Главное успеть.

— Что успеть? — не понял Ткач.

— Сам знаешь! — с ударением на последнем слове, в полной уверенности произнёс Андрей Петрович, — всё то же самое.

Сергей Евгеньевич переспрашивать не стал, он догадывался, о чём речь. После чего попрощавшись, повесил трубку на рычаг.

— Ну, наконец-то явился голубчик! Не запылился, — встретила его Татьяна своим обычным укором, — сколько тебя ждать можно, или ты дорогу к дому забыл?

Стриженный подо льва рыжий кот, тоже вышел в коридор. Увидев Ткача, презрительно выгнул спину и, фыркнув, бросился наутёк.

Жена была одногодка Ткача, но никак не хотела мириться с потрепавшими её годами. И боролась с ними не с помощью косметических средств и пластических операций, а методом самоутверждения. Ставя к себе в зависимость друзей, соседей, коллег мужа по работе, да и самого Ткача. Поднимаясь над молодыми и старыми, в своём воображении она становилась вне возраста, а значит, становилась неким образом, на который все должны были любоваться и хвалить.

Была она маленького роста, толстовата, с круглым лицом и курносым носом-картошкой. Походила на крестьянку, которую только вынули из грядок и, встряхнув, сунули в одежду с подиумов. Она сильно походила на своего отца, заслуженного генерала, уроженца псковской области, в период войны попавшего ребёнком в партизанский отряд и героически себя проявившего. Татьяна чувствовала, что марево отцовских заслуг, после его смерти перешло к ней, и старалась наверстать то, что как ей казалось, он недополучил при жизни.

Татьяна была не одна. Проходя по коридору, увешанному картинами различных размеров с изображениями бегущего слона, лежащих на столе фруктов и увешанного медалями маршала Жукова, Ткач увидел в гостиной двух её подруг, продолжавших преспокойно распаковывать какие-то свёртки и коробки.

Обрамлённый белыми колоннами вход, белая мебель, потолок, и нагромождение белой упаковочной бумаги создавали ощущение потусторонней заоблачности, где вершится нечто судьбоносное, целомудренное.

— Любаша! — крикнула Татьяна вглубь квартиры нерасторопной домработнице, — Почему я за тебя должна дверь открывать? Иди, покорми Ткача, а то он забыл, как домашняя еда пахнет!

И затем, обращаясь к Сергею Евгеньевичу, продолжила:

— Мы с подружками по магазинам прокатились с Костей. Надеюсь, ты не в обиде, что я взяла его без твоего ведома? Всё равно вы целыми днями сидите там в своём управлении задницы протираете об кресла и уши об телефонные трубки, — она засмеялась своей остроте.

Подошедшая Любаша, дальняя родственница, пригретая Татьяной не слыша о чём речь, тоже хихикнула на всякий случай.

— Займись им, — сказала Татьяна домработнице и направилась в гостиную к подругам.

Сняв китель и помыв руки, Ткач сел за стол. Аппетита уже не было, хотя желудок болел. Он подумал, что зря приехал сюда обедать. И хотя Любаша хорошо готовит, он снова будет кушать без удовольствия, только с целью заглушить на время внутреннюю боль.