Быть киллером - Артемий Люгер Страница 44

На паром мы прошли без затруднений. Сенин рассказ у пограничников — и было-то всего два человека — удивления не вызвал: ситуация, видимо, была знакомая. Солдат только хихикнул, а офицер сплюнул и сказал: Уж наши бляди… Небрежно сунул в карман галифе две стодолларовые бумажки — интересно, подумал я: поделится с напарником или нет — и махнул рукой: проходите.

В каюте на двоих — второе место было свободно — Сеня достал из сумки бутылку водки, и мы приняли по стаканчику «за успех нашего безнадёжного дела». После чего Сеня сказал:

— Ты, старик, как хочешь, а я в койку. Намотался по автобусам. Два дня толком не спал. В гостинице сосед храпел, как…

Он улёгся, а я вышел на палубу.

Было около одиннадцати. Народу на палубе было мало. Я прошёл на нос и облокотился на поручень. Ну, что ж, пока всё складывается неплохо. Что я скажу в американском посольстве в Вильнюсе, я себе ещё как-то представлял. А вот потом? Потом, когда за меня возьмутся не посольские клерки, а профессионалы разведки? Рассказать всё? А не последует ли за этим депортация на милую родину, где меня встретят с распростёртыми объятиями? А если не депортация, то американская тюрьма? Конечно, это не наша, а всё равно тюрьма, да ещё явно с недетским сроком. Когда я бил охранника куском бетона по голове и приковывал к стене, когда я, прячась от прохожих, бродил по Калининграду, мной владел азарт — азарт зверя, убегающего от охотников. А сейчас — а сейчас азарта уже нет: я убежал. Убежал и теперь плыву на корабле, который идёт по своему маршруту, от меня не зависящему. Собственно, и ничего вообще от меня теперь не зависит.

Я достал из пачки сигарету, поднёс к ней зажигалку… — и услышал сзади:

— Вышел подышать свежим воздухом?

Я оглянулся и наверняка изменился в лице: передо мной стоял Вадим Сергеевич, а невдалеке две фигуры в тёмных костюмах.

Это был чистый нокаут. Несколько мгновений я не мог выговорить ни слова. Наконец пришёл в себя и задал глупейший вопрос:

— Что вам от меня нужно?

— Ну, Андрей, какой же ты забывчивый, — проговорил Вадим Сергеевич. — Обещал утром дать мне ответ, а сам сбежал. Вот я и пришёл за ответом.

— Хорошо, — сказал я, — Ваша взяла. Если ваши предложения в силе — я согласен.

— Вот и молодец, — похвалил меня бывший шеф. Правильно решил. Заметь, я не ругаю тебя за обстоятельства твоего побега. Как я тебя отыскал — тоже неинтересно. Могу только сказать, что это было не так уж трудно. Итак, объясняю обстановку. Паром приходит в Ниду — он посмотрел на часы — через четыре часа. Два часа ты можешь гулять, где хочешь. Через два часа мы забираем тебя к себе в каюту, где ты отдыхаешь до отхода парома обратно в Калининград.

— В наручниках?

— Нет необходимости, — сказал Вадим Сергеевич, — эти ребятишки не такие лопухи, которых ты… Короче: возвращаемся в Калининград а оттуда в Питер. Там мы получаем известную папочку, а ты — свободу.

— Что ж, — сказал я, — попробую поверить.

— И правильно сделаешь, — ещё раз похвалил Вадим Сергеевич. — Мало того, можешь даже опять занять своё кресло в салоне. Я говорил с Георгием Карповичем — он не против. Так что дыши полной грудью, в твоём распоряжении целых два часа. Хочу только предупредить: не пытайся спрятаться — найдём. Если захочешь закрыться в каюте — не поможет. Только устроишь большие неприятности своему приятелю. Сене — если не ошибаюсь, так зовут твоего друга?

— Прятаться не буду, — пообещал я. — но уж сейчас…

— Ухожу, гуляй себе на здоровье. Но не обессудь, мои ребята побудут поблизости. Ребята не назойливые, тебе не помешают.

Он ушёл, а я остался. Два чёрных костюма устроились метрах в пятнадцати и мешать явно не собирались. Я стоял на носу парома и в моей голове чётко, как титры в кино, проносились мысли.

Через четыре часа наш паром должен прибыть в Ниду, в Литву. Через четыре часа, это значит — в будущем. А у меня — у меня есть будущее? Похоже, что будущего у меня нет. Мне было ясно, что возвращаться в Россию и выполнять соглашение с Вадимом Сергеевичем я не стану. Хотя бы потому, что папки, которую он так хочет заполучить, у меня нет. Прятаться от него я тоже не стану, и уж тем более — запираться в Сениной каюте. Эти люди способны на всё, и меньше всего на свете я хотел бы подвергнуть его опасности.

Теперь дальше. Если будущего у меня нет, а есть только прошлое, то куда логичнее размышлять о нём не на носу судна, а на корме.

И я медленно двинулся в этом направлении, а в нескольких метрах за мной в том же направлении двинулись две тёмные фигуры.

— Прошлое, — так же отвлечённо думал я, уже стоя на корме, — а что у меня в прошлом? — Детство, школа, армия — Афган. А потом? — А потом уже ничего нет. Будущее не началось, а прошлое кончилось. Когда оно кончилось? — Когда я встретил Лёху? Нет, оно кончилось, когда я пришёл к нему во второй раз. А ещё точнее, оно кончилось, когда я в первый раз убил человека за деньги. Вот тогда и кончилось моё прошлое, моё прошлое и вся моя жизнь. А всё, что было потом — было уже просто сном. И милая девушка Люда. И весёлая наездница Лера. И моя дорогая, прекрасная возлюбленная Анна Михайловна. Как она тогда сказала? — «Я посмотрела вокруг и меня охватило такое острое желание жить…». Я тоже посмотрел — на чёрное, пустынное море, на серое, в чёрных облаках, небо — и желание продолжать своё существование меня не посетило. Наоборот: я вдруг вспомнил слова своей мамы, когда она сказала: «Как они могут после этого жить?…».

«Меня давно нет, — сказал я себе, — осталось только похоронить труп». И упругим движением перескочив через поручень, я ногами вперёд прыгнул в серые осенние холодные волны, чтобы уже никогда не выныривать на их поверхность.

Ленинград — Вильнюс — Вена. 2009.