Самолет без нее - Мишель Бюсси Страница 44

— Не понимаю, зачем водить детей в Диснейленд! Чтобы эта капиталистическая крыса Микки-Маус стала еще богаче? А теперь они еще собираются им нашу землю продавать!

Лили убирала со стола. Как всегда, она оказалась самой осведомленной.

— Бабуль, это просто очередная утопия. Ты вот знаешь, например, что Уолт Дисней мечтал построить во Флориде город мечты? И назвать его Селебрейшн, что значит «город-праздник». Чтобы в нем не было машин, не было сегрегации, а сверху его накрывал бы купол для создания искусственного климата… Но он умер, а наследники, хоть и осуществили его план, но в совершенно извращенном виде. Валь-дʼЭроп — второй в мире город, построенный Диснеем. И единственный в Европе. Это самый молодой город во Франции, в нем проживает двадцать тысяч человек…

— Какая же это утопия? — не согласилась Николь. — Домики стоимостью по три миллиона! Поля для гольфа… Частная школа…

Лили ничего не ответила. Марк догадывался, что Лили могла бы еще долго рассуждать о проблемах урбанистики, создании зеленых зон, архитектурных стилях и мягких методах управления коммунальным хозяйством, но, как всегда, она промолчала, только улыбнулась и взяла посудное полотенце, чтобы помочь Николь вытирать посуду. Правда, вечером, разговаривая с Марком, она вскользь вернулась к этой теме. Все они знали, что Карвили живут в Куврэ — одном из самых живописных районов департамента Валь-де-Марн, застройщикам которого удалось найти гармоничное сочетание между чисто французской традицией и современностью американского образца, диктующей свои законы в Валь-дʼЭроп, в результате чего цены на недвижимость выросли там в разы. Традиция и современность.

Марк шел вперед. Квартал планировался как пешеходный, что, конечно, было здорово. Куврэ располагался километрах в двух дальше. Марк добрался до Тосканской площади. Улыбнулся при виде скульптурного фонтана и кафе с террасами охряного цвета. Он никогда не был в Италии, но примерно такой и представлял себе площадь, даже зимнюю, где-нибудь во Флоренции или в Риме. Казалось, присмотрись повнимательнее — и увидишь за одним из столиков Леди и Бродягу, [7]лакомящихся спагетти. Он продолжал идти быстрым шагом. Даже если изначально предполагалось, что район будет пешеходным, пешеходов Марку навстречу практически не попадалось. В данный момент он пересекал часть района, которую про себя назвал «гольф-кварталом». Здесь царила мода на английские коттеджи: алькежи, красно-зеленые стены, чугунные ограды… Марка не покидало ощущение, что он находится внутри почтовой открытки…

Затем пошли дома более классического стиля, выглядевшие богато. Марк понял, что приближается к Куврэ. Вскоре замелькали знакомые вывески: мэрия, школа, концертный зал, библиотека, музей Луи Брайля. Дженнифер дала ему адрес Карвилей: аллея Шо-Солей, тупик на конце коммуны, дом стоит в лесу Куврэ. Действительно, Куврэ расположен в меандре реки Марны, и его со всех сторон окружают заповедные леса. Условной границей коммуны служит канал Мо в Шалифере, прорытый, чтобы «спрямить» течение Марны. Он добавляет свою долю очарования к этому буколическому уголку природы, приютившемуся всего в нескольких километрах от столицы. На каменном парапете канала сидели три рыбака с удочками. «Шлюз „Леш“», — прочитал Марк на бурой табличке. Он недолго сопротивлялся искушению. Слишком уж его подмывало присесть, перевести дух, а главное — достать из заднего кармана джинсов пять страничек, вырванных из тетради Гран-Дюка.

Читать их в переполненном шумном вагоне подземки он не решился, не желая, чтобы любопытные чужаки заглядывали ему через плечо.

Эта часть истории не предназначалась для посторонних глаз. Это была его часть истории.

Он больше не мог тянуть. Взглянув на экран мобильника, он убедился, что новых сообщений не поступало. Ни от бабушки. Ни от Лили.

«Все, больше никаких отговорок…» Он развернул вырванные странички.

Дневник Кредюля Гран-Дюка.

В то воскресенье, 7 ноября 1982 года, я был в Анталье, на Средиземном море. Это местечко — турецкая Ривьера. Триста солнечных дней в году. Один чиновник министерства внутренних дел пригласил меня к себе в загородную резиденцию. Я гонялся за ним уже несколько недель в надежде заполучить хоть какие-нибудь сведения о том, что происходило в аэропорту Ататюрка 22 декабря. Никогда нельзя знать заранее, что именно сработает: найдется случайный свидетель или обнаружится запись с камеры наблюдения… В ту пору аэропорт кишмя кишел военными, и один из них вполне мог что-нибудь заметить. Я хотел разослать во всем казармам короткий опросник — разумеется, на меня смотрели, как на чокнутого. Устав от моих преследований, означенный чиновник пригласил меня к себе на прием, и я с радостью принял приглашение, зная, что встречу там весь цвет турецкой национальной безопасности. Назыма со мной не было — Аиля срочно вызвала его в Париж; если мне не изменяет память, она тогда заболела… Идея провести целый уикенд в гостях без переводчика не вызывала у меня восторга. Я понимал, что люди, приехавшие с женами отдохнуть, вряд ли станут вникать в смысл моих вопросов, как, впрочем, и я — в смысл их ответов. Я все меньше верил в успех своей затеи. Но делать было нечего.

О происшествии в Летрепоре я угнал через три дня, в отеле «Аскок». Узнал от Назыма. Впоследствии я подолгу разговаривал об этом с Николь. Она подробно рассказала мне, как это было. В ноябрьский воскресный день 1982 года три породненных нормандских и пикардийских города — Летрепор, Э и Мерле-Бен — традиционно устраивали народное празднество, нечто вроде более скромной версии карнавала в Дюнкерке. Мидии с жареной картошкой, морские прогулки, театрализованные шествия по улицам… Безумный мир, сумасшедшая атмосфера… Пьер и Николь Витраль каждый год ездили на фестиваль в Летрепор. Они вообще старались не пропускать подобных мероприятий, проводившихся во всех портах Ламанша, от Дюнкерка до Гавра. Если исключить летний сезон, им удавалось сводить концы с концами только благодаря такой вот выездной торговле. Они оставляли Марка и Эмили на попечение соседей, заводили свой оранжево-красный «ситроен» и уезжали на два дня. Грузовик они старались ставить в стратегически наиболее выгодных местах, поближе к побережью, собирали прилавок, при необходимости натягивали тент от ветра и уже час спустя предлагали всем желающим жареную картошку, блинчики, вафли и прочие немудрящие лакомства. Обычно они работали до поздней ночи. Несмотря на холод народные гулянья в этих северных городках часто длились до рассвета. Хорошо понимая, что время — деньги, Пьер и Николь расстилали матрас на полу грузовика, между газовой плитой и холодильниками, и на несколько часов ложились поспать, чтобы с утра пораньше снова приняться за работу. Это был тяжкий труд, зато за пару выходных они зарабатывали больше, чем обычно за десять дней.

В воскресенье, 7 ноября 1982 года, Пьер и Николь Витраль закрылись около трех часов ночи. Вновь открыть торговлю им уже не привелось. Тревогу поднял местный житель, который выгуливал собаку вдоль пляжа. Несмотря на утреннюю сырость, он учуял запах газа, исходивший от грузовика. На самом деле пахло тиолом — сернистым соединением, которое специально подмешивают к природному газу бутану, не имеющему ни цвета, ни запаха. Пожарные вышибли заднюю дверцу фургона топором и обнаружили внутри два бесчувственных тела. Утечка бутана продолжалась по меньшей мере пять часов — и это в помещении площадью около девяти квадратных метров! Пьер Витраль не дышат. Пожарные даже не пытались его реанимировать, мгновенно установив, что ему уже не поможешь. Николь Витраль была еще жива. Ее срочно перевезли в больницу в Абевиле. Лишь пятнадцать часов спустя врачи смогли сказать, что она выкарабкается. Во что превратились остатки ее легких, можно было только догадываться.