Оборванные нити. Том 3 - Александра Маринина Страница 44

Но здесь уже ничего нельзя было исправить, акты и заключения ушли из Бюро в те органы, которые назначали исследования и экспертизы. А вот то, что из Бюро еще не ушло, следовало немедленно проверить. Саблин позвонил в регистратуру и попросил принести ему сданные для отправки акты и заключения. Их оказалось немного — документы из Бюро уходили обычно вовремя, не залеживались. Взяв первый же акт судебно-медицинского исследования, он с трудом справился с охватившей его яростью. Ну нельзя же так! Ставить причиной смерти первое, что приходит в голову из более или менее подходящего к обстоятельствам дела! Эдак и невинного человека недолго за решетку упрятать.

Жил-был человек, имел старшего брата-пьяницу и хорошую жену. Пьющий брат жил отдельно, но вот принесла его нелегкая как-то вечером в гости к младшему братику, явился он незваным, сильно пьяным, да еще бутылку с собой приволок. Младший брат не пил, не любил он это дело, да и на работу ему рано вставать, так что разделить алкогольные радости со старшим братом он отказался наотрез. Старший настаивал, младший отнекивался, старший, прихлебывая из горла и затейливо матерясь, делался все более агрессивным, полез в драку, пытаясь выяснить, кто кого тут уважает, и получил от младшего сдачи. Причем получил прилично. Отряхнулся, допил остатки из бутылки и завалился спать на постеленном ему матрасе в углу комнаты. Утром младший брат ушел на работу, старший тихо спал в своем углу, а около полудня позвонила перепуганная жена: она попыталась разбудить спящего, и оказалось, что он умер. Младший брат немедленно примчался домой, убедился в том, что жена не ошиблась с перепугу, и вызвал следственно-оперативную группу.

К акту была приложена копия протокола осмотра места происшествия, из которого следовало, что старший брат был обнаружен лежащим на матрасе, лицом вниз. На лице — потеки подсохшей крови и насыщенные кровоподтеки, такие же кровоподтеки были и на руках. Судебный медик Коля Гаврыш, работавший в Бюро всего два года, провел исследовательские манипуляции и заявил, что на момент осмотра трупа давность смерти определяется в 10–12 часов, то есть, учитывая, что труп осматривали около 13 часов, умер старший брат где-то в интервале между часом и тремя часами ночи. Скандал же с дракой, по свидетельству младшего брата и его жены, примерно в это время и произошел.

Тот же Коля Гаврыш, согласно правилу «кто выезжает на труп, тот и вскрывает», провел вскрытие и написал заключение, в соответствии с которым смерть старшего брата-алкаша наступила в результате закрытой черепно-мозговой травмы с кровоизлиянием под твердую и мягкую мозговые оболочки и ушибом вещества головного мозга. То есть по всему выходило, что младший брат, разозлившись на назойливого пьяницу, вмазал ему так крепко, что причинил травму черепа, повлекшую смерть. И для любого следователя и судьи, которые не обязаны разбираться в медицине, это будет именно так.

Однако Сергей Саблин был не следователем и не судьей, а именно медиком, поэтому сразу насторожился. Его не устраивали ни объем субдуральной гематомы — он был весьма невелик, — ни локализация субарахноидального кровоизлияния, ни отсутствие видимых очагов ушиба мозга, которые не обнаружились ни макроскопически, ни при судебно-гистологическом исследовании. По черепно-мозговым травмам Саблин и впрямь мог считаться самым знающим специалистом Бюро, ибо именно ими занимался в период подготовки кандидатской диссертации. Такой объем субдуральной гематомы, какой был указан в акте, совершенно недостаточен для развития смертельного сдавления мозга.

Зато результаты судебно-химического исследования показывали, что в крови трупа имелось 5,1 промилле этилового спирта, а в моче — целых 5,9 промилле, что являлось бесспорным доказательством того, что в момент наступления смерти старший брат пребывал в состоянии алкогольной интоксикации тяжелой степени. Тяжелой настолько, что умереть вполне мог как раз-таки от нее, а вовсе не от черепно-мозговой травмы.

Вызванный по его просьбе Коля Гаврыш, смазливый худенький блондин, вошел в кабинет с лицом настороженным и испуганным.

— Вызывали, Сергей Михайлович? — робко спросил он, протискиваясь в дверь.

Саблин издалека показал ему титульный лист акта.

— Узнаете?

— Ну да, — растерянно кивнул Гаврыш, заметно приободряясь.

— И на основании чего вы пришли к выводу, что причиной смерти является закрытая черепно-мозговая травма? — менторским тоном начал Сергей.

Коля принялся торопливо излагать все то, что Саблин уже прочел в акте: про субдуральное и субарахноидальное кровоизлияние, про ушиб вещества головного мозга, про странгуляционные борозды на миндалинах мозжечка… Сергей не стал дослушивать до конца.

— Николай Александрович, вероятно, я ослеп или отупел за время отпуска, но в вашем акте я не увидел ни одного указания на признаки ушиба вещества головного мозга. Вы их не видели глазами во время вскрытия, и их не нашли гистологи, когда смотрели в микроскоп. Может, у вас какой-то новый прибор завелся, который умеет видеть то, что недоступно ни человеческому глазу, ни электронному микроскопу? Так поделитесь с нами, не жадничайте.

Коля смотрел на него с обидой и недоумением.

— Но нас учили, что наличие субдурального и субарахноидального кровоизлияния уже само по себе может свидетельствовать об ушибе головного мозга. Кровоизлияния-то были, вот я и решил…

— Николай Александрович, — устало проговорил Сергей, — вас учили так, как учат клиницистов, которые не могут залезть в мозг и посмотреть, что там на самом деле, поэтому ориентируются на симптомы и клиническое течение. А вы — судебно-медицинский эксперт, проводящий вскрытие, вы исследуете открытый мозг и имеете все возможности посмотреть глазами, что там и как. И если вы не находите кровоизлияний в коре, то не имеете никаких оснований делать вывод об ушибе мозга.

— Ну, хорошо, — не сдавался Гаврыш, — а что надо было ставить причиной смерти при таких обстоятельствах? Два брата подрались, один врезал другому, тот и помер. Все же понятно.

Саблин открыл было рот, чтобы выдать очередную гневно-саркастическую тираду, когда звякнул спикерфон.

— Сергей Михайлович, — раздался голос Светланы, — к вам Лев Станиславович очень просится, ему буквально на одну секундочку, срочно нужна ваша подпись. Можно ему зайти или пусть придет попозже?

И тут же в памяти возник голос биолога Таскона, который, прикрыв глаза, с блаженной улыбкой на лице, нараспев цитировал известного судебного медика девятнадцатого века Армфельда. И цитата эта пришлась бы сейчас как нельзя более кстати.

— Пригласите Льва Станиславовича, — велел он.

Таскон вкатился в кабинет на коротеньких кривых ножках и с виноватым видом.

— Простите, ради бога, Сергей Михайлович, но у нас такая ситуация…

Сергей глянул в протянутый документ и согласно кивнул: ситуация действительно «горящая», а без его подписи действовать дальше невозможно. Он поставил под документом размашистый росчерк и снова нажал кнопку спикерфона:

— Света, заберите документ, пусть отвезут, куда следует.