Игра в метаморфозы - Бернар Миньер Страница 44

Ночь воскресенья

В наушниках звучал «Май кемикал ромэнс». Джерард Уэй жалобно и депрессивно пел «Я не люблю тебя». Улисс Джойс выключил музыку в палатке. Было уже поздно. Хотелось спать. В этот момент он опять услышал какой-то шум.

Снял большие белые наушники и прислушался. Ничего. Ни звука.

Улисс уже собрался положить наушники на живот, поудобнее устроить голову на маленькой подушке внутри спальника и закрыть глаза, как явственно услышал шаги. Кто-то поднимался по лестнице из подвального помещения, где была лаборатория, на первый этаж.

В два часа ночи?..

В это время обычно здесь никого не бывает. Разве что вернулся Алехандро, с которым они просиживали ночи напролет, когда вместе работали над ДИМАСом.

Он уже разулся, разделся и вытянулся на походной кровати, которую держал в запасе на случай, если придется заночевать: очень уж не хотелось плестись домой через опустевший город. Сердце застучало быстрее. Полсекунды спустя Улисс резко сел на краю кровати и вышел из палатки, светя себе экраном телефона. Еще через пару секунд он включил свет и открыл дверь лаборатории, выходившую в коридор и на лестницу.

В подвальном помещении было темно, но на первом этаже горел свет, хотя никакого света там быть не должно… Спокойно, может быть, это… а что это? Призрак, умеющий зажигать свет? Ну ведь никогда там не горит свет в такой час, и ты это знаешь…

Улисс помчался по лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек, и выскочил на площадку, отделявшую коридор с аудиториями от застекленной стены освещенного луной внутреннего дворика. Сквозь стекло поблескивала в лунном свете коротко скошенная трава, и огромная секвойя упиралась острой вершиной прямо в звезды.

Улисса охватила паника, но он посмеялся над собой: в конце-то концов, чего тут пугаться? Он повернул обратно к лестнице и уже собрался спуститься в лабораторию, как снова услышал какой-то шум.

Да чтоб тебя… Это еще что такое?

«Это» доносилось из конца коридора за его спиной: из одной из аудиторий. Улисс быстро обернулся и, нарочно громко топая в полной тишине, пошел по коридору. Он, однако, предпочел бы, чтобы в коридоре было шумно, очень шумно. Но в здании больше никого не осталось. Кроме него и… того или той, кто производил этот странный шум. С пересохшим горлом Улисс шел, не останавливаясь, по коридору. Дверь одной из аудиторий была приоткрыта на несколько сантиметров. Где-то под ложечкой живым комочком засел страх. Он медленно открыл дверь и резко остановился. По шее прошел ледяной холодок: здесь кто-то есть.

Он сидел за профессорским столом на возвышении, лицом к рядам опустевших стульев, в ореоле света от стоявшей на столе лампы, единственного источника освещения в аудитории. Перед ним на столе лежали какие-то бумаги.

Он резко поднял голову и посмотрел в направлении Улисса. Его тонкие губы растянула улыбка, а серые глаза за стеклами очков чуть дрогнули.

– Добрый вечер, Улисс. Не спишь?

Это был профессор Альфредо Гюэль.

– Добрый вечер, профессор. Э-э… я работал в лаборатории…

– Значит, мы с тобой оба – ночные птицы? – сказал профессор, и его лицо исказила легкая усмешка, а серые глаза впились в Улисса.

Профессор встал, посмотрел на свои шикарные часы «Омега Спидмастер» и собрал со стола бумаги. Альфредо Гюэль читал судебную психологию в пятом семестре, судебную психиатрию в шестом и сексуальные преступления – в восьмом. Кроме всего прочего. Лекции его были увлекательны, но Улисс находил, что он слишком падок до шоу на занятиях, а его остротам далеко до словечек Саломона. Высокому, тонкому, широкому в плечах Гюэлю было около пятидесяти. Одни студентки находили его потрясно соблазнительным, другие – противным и скучным. В этот вечер на нем были джинсы и черный свитер с высоким воротом.

– Уже поздно; думаю, мне пора, – сказал профессор, надевая прекрасно сшитое шерстяное пальто. – Ты все время болтаешься в коридорах в такое время?

Улисс собрал все свое мужество.

– Это вы… спускались в подвал?

– Что?

– Кто-то только что спускался…

Взгляд серых глаз за очками снова дрогнул. Однако смотрели они абсолютно безразлично, и в них ничего не отражалось: ни свет, ни гнев, ни юмор, ни симпатия. Пустые, отсутствующие глаза…

– Ну скажи, с чего бы мне спускаться туда среди ночи?

– Я просто так спросил, извините.

– Ради вас… чтобы шпионить за тобой и всей вашей группой? Ты это хотел услышать? – Голос у него сильно вибрировал, как басовая струна «ми» у гитары. – Ты ведь об этом подумал, юный Улисс?

– Нет, конечно же, нет.

Гюэль стал подниматься по ступенькам аудитории к входной двери, держа под мышкой рыжую кожаную папку и не сводя глаз с Улисса.

– Ты в этом уверен?

– Доброй ночи, профессор.

Улисс быстро вышел и, не оглядываясь, пошел по коридору.

* * *

Ребекка Грасиан Сиксто изучала теоретическую физику на факультете естественных наук Университета Саламанки. В жизни у нее были две страсти: физика и веселые праздники. Последние несколько часов она с увлечением предавалась страсти номер два и вернулась в свою маленькую комнатку в городе около часу ночи. Ребекка была не настолько пьяна, чтобы не стоять на ногах, но сильно под мухой, потому что попала ключом в замочную скважину только с третьей попытки.

Она подумала о знаменитом принципе неопределенности Гейзенберга, который гласил, что каждое свойство – скорость или расположение в пространстве – может быть измерено с максимальной точностью, если пожертвовать ради него знаниями о другом свойстве. Девушка хихикнула. Вот-вот, в этом и состоит сейчас ее проблема: совместить бородку ключа с замочной скважиной.

Но долго веселиться ей не пришлось.

Как только Ребекке удалось это совмещение и дверь открылась, кто-то сильно толкнул ее в спину, и она буквально влетела внутрь. В следующую секунду вспомнила второй закон Ньютона: «Ускорение, приобретаемое телом в результате воздействия на него, прямо пропорционально силе этого воздействия и обратно пропорционально массе тела».