Успеть изменить до рассвета - Анна и Сергей Литвиновы Страница 43

— А что? — чутко спросил Алексей. — И что ты такое везешь? Пробы воды из Ниагарского водопада?

— Попросили передать в Москву кое‑какие анализы.

Их разговор продолжался в машине — в джипе Данилова, что нес их по неторопливому, воскресному, утреннему Международному шоссе.

— Где твой телефон? — спросила Варя.

— Держи.

Она отключила его аппарат, вытащила батарейку. Ту же операцию совершила со своим.

— Опять будешь выдавать военные и государственные тайны? — улыбнулся Данилов.

— Ох, взгреют меня однажды по первое число! Как и за то, что я с тобой вообще по жизни связалась!

— Ты не волнуйся, я могила. Как говорится, никому ни слова, даже в бреду или под пытками.

Пусть она никуда не годный офицер и оперработник, но Кононова не могла держать в себе столь необычные сведения, которые получила от бывших наших соотечественников в Америке! Впрочем, не без умысла — Алексей всегда посоветует, как быть, что делать, как преподнести новость начальству.

Однако он выслушал ее и тоже, как и она в первый момент, был ошеломлен. (А она уже, кажется, стала привыкать.) Данилов в итоге ничего путного не сказал, кроме: «Звучит настолько невероятно, что если бы рассказала не ты, ни за что бы не поверил».

Дома они положили пробирки в сейф, оставшийся от отца‑генерала. Алексей накормил Варю завтраком, а после… После они, конечно, заснули.

И Данилову опять явился сон — как продолжение предыдущего, кордубцевского. Ни разу видения с тех пор его не беспокоили — с того дня, как он Варваре открылся. А вот теперь — поди ж ты. Только в этот раз кошмар оказался не длинным, протяженным, как предыдущий, когда он отправлялся в Мытищи и знакомился с Кордубцевым — вернее, с тем, кем он станет. В этот раз было коротко — небольшой эпизод, малая греза. Однако ощущение сон оставил такое тягостное, что Данилов немедленно проснулся — лишь бы отогнать его.

Варя спала рядом. Неслышно — красивая, разрозовевшаяся, со спутанными волосами.

Алексей встал, вышел в гостиную. Ключи от сейфа свободно лежали в верхнем ящике старого, еще генеральского письменного стола. Он открыл его. Открыл и контейнер. Задумчиво посмотрел на пробирки с жидкостью цвета виски. Погладил их. Ему показалось, что все, что рассказали Варе олигарх и ученый, правда.

Он вздохнул, закрыл сейф. Правдой казалось ему (к сожалению) и свое сегодняшнее видение. Выглядело оно той действительностью, которая, увы, наступит через пятнадцать лет.

Если этому, конечно, не помешать.

А снилось ему следующее: одна короткая, но крайне тягостная картинка.

Итак, они с Варей на каком‑то балконе. Потом, через секунду, словно наводится резкость, и он понимает, что это за балкон. Это самый верхний, тринадцатый, что ли, этаж гостиницы «Москва». Они с Варей рядом, полуодеты в какие‑то рубища — или, точнее, полураздеты. Оба босые. И оба связаны. Руки стянуты за спиной и привязаны к столбам.

А под ними, вокруг — живое человеческое море. Оно раскинулось на всю площадь, до самого Манежа, и выплескивается на Тверскую. Море гудит, волнуется. Здесь десятки тысяч человек, а может, даже сотни тысяч.

А рядом с ними, на балконе — Кордубцев. Не девятнадцатилетний, каким его видела вживую Варя. Иной, взрослый. Заматеревший, тридцатипятилетний. В руке Елисея микрофон, и он обращается к кипящему человечьему морю. Голос его звучит грозно, и речь идет о нем, Данилове. И о Варе.

— Ну, что нам сделать с этими предателями? — Он простирает руку в сторону него и Варвары.

И гигантская толпа, от края до края, от Александровского сада и зубчатых стен Кремля до зданий журфака и психфака на противоположной стороне Манежа, разражается единым воплем:

— Распни‑и‑и!

И тут Алексей просыпается.