Обратная сила. Том 3. 1983 - 1997 - Александра Маринина Страница 43

Стоп! Не получается. Что сказала Коковницына? Что ее дед, граф Михаил, умер, не дожив до семидесяти лет или что-то около того, и случилось это ровно в тот день, когда родилась сама Анна Юрьевна, в девятисотом году. А когда «трагически погиб» Григорий Гнедич? Где-то в середине сороковых годов девятнадцатого столетия. Если в эти годы Михаил Коковницын уже мог выигрывать в карты у Гнедича, то к моменту рождения внучки ему должно было быть около восьмидесяти, никак не меньше. И если Орлов сам ничего не напутал и все помнит правильно, значит, Григорий умер или погиб, когда Михаил Коковницын был еще ребенком и никак не мог являться партнером молодого князя по карточной игре. Но ребенок… Ребенок мог и украсть. В этом случае просьба умирающего графа находит хоть какое-то объяснение.

Придя домой, Александр Иванович окинул взглядом оставшиеся неразобранными коробки: сразу после переезда Орловы постарались сделать новую квартиру пригодной для жизни, поэтому в первую очередь развесили одежду и разложили посуду и самые необходимые предметы. До библиотеки, а также многочисленных бумаг Людмилы Анатольевны и ее супруга руки пока не дошли.

«Надо навести порядок, в конце концов, – с досадой подумал он. – И еще раз внимательно перечитать все, что тогда собрала Люсенька. Может быть, там есть ответы на мои вопросы?»

И снова предательский рациональный голос зашептал ему: «Зачем? Зачем тратить на это время? Что изменится оттого, что ты узнаешь правду? Это вообще не твои предки. Все эти Гнедичи и Раевские для тебя – никто».

«Ничего не изменится», – твердо ответил себе Александр Иванович.

Вышел на кухню, где жена готовила ужин, и спросил:

– Когда ты искала материалы о Раевских, тебе попадалось что-нибудь о Коковницыных?

Людмила Анатольевна пожала плечами.

– Специально я про них не искала сведения. Может быть, где-то что-то и мелькало, но я уже не помню. Тебе это было неинтересно, и я к материалам давно не возвращалась. Я же тебе все показала, прочитай сам.

– Конечно, – торопливо согласился Орлов. – Я перечитаю все. Просто я подумал, что, может быть, я что-то запамятовал или упустил, а ты помнишь… А твои знакомые дамы из архива живы-здоровы? Можно к ним снова обратиться?

Людмила Анатольевна вытащила из духовки чугунную латку с тушеным мясом, приподняла крышку, выпустив в кухонное пространство облако густого насыщенного аромата кавказских специй, удовлетворенно кивнула и повернулась к мужу.

– Я с ними уже несколько лет не созванивалась. Мне и в голову не могло прийти, что тебе станет интересно и ты захочешь узнать что-то дополнительно. Я, конечно, могу им позвонить, но, думаю, все они давно на пенсии. Садись, сейчас будем ужинать.

За ужином обсуждали вопросы семейные: как устроились на новом месте дети, что еще им нужно купить и чем помочь, и как замечательно, что у Верочки появился такой симпатичный друг, который является умелым организатором и оказал полезное содействие при переезде.

– Ты думаешь, у них роман? – спросил Александр Иванович.

– Ой, Саша, я уж и не знаю, что думать, – всплеснула руками Людмила Анатольевна. – У Верочки спрашиваю – она только смеется в ответ и все отрицает. Да, чуть не забыла, звонила Алла, пока тебя не было. Хочет завтра прийти посоветоваться, им какой-то вариант все-таки нашли, но у нее возникли сомнения. Ты завтра вечером дома?

– Завтра после обеда у меня приговор, это недолго, так что часам к пяти буду дома.

– Ну и замечательно, мы с Аллой договорились, что она придет к семи, я как раз с работы вернусь.

– А что за вариант? – нетерпеливо поинтересовался Орлов.

– Она толком ничего не объяснила, но, как я поняла, речь идет об очень маленькой «двушке» где-то в Печатниках, первый этаж. Метро далеко, нужно долго добираться на перекладных, и вообще район ужасный. Но зато Андрею в этом обмене достается то, что его устраивает. Андрей-то согласен, а вот Алла хочет посоветоваться, соглашаться на такой вариант или нет.

«Надо же, как бывает, – усмехнулся и одновременно удивился про себя Александр Иванович. – Стоило мне предпринять какие-то реальные шаги к тому, чтобы найти деньги для Аллы, как тут же нарисовался вариант обмена. И шаги-то мои ни к чему не привели, денег я не достал, а результат налицо… Чудеса, право слово!»

* * *

– Александров умер, – печально проговорила Алла Горлицына, отвернувшись к окну.

В комнате висела тишина, смешанная с нетерпеливым раздражением. Ранние декабрьские сумерки разлились по помещению, окутали мебель, забрались на пустые полки и, казалось, поглощали и без того неяркий свет одиноких ламп, свисавших с потолка на шнурах – светильники тоже были сняты и упакованы. Говорить было не о чем. Все документы собраны и переданы, куда положено, обменные ордера получены. Нужно переезжать. Андрею Хвыле – на улицу 1905 года, Алле с сыном – в Печатники. Андрей пришел, чтобы еще раз проверить все вещи и забрать свое, заодно и помочь жене, теперь уже бывшей. Ждали Мишу, который обещал привести с собой пару-тройку крепких ребят-спортсменов, чтобы таскать мебель и тяжелые коробки. Сын, как обычно, задержался где-то, он вообще со временем не дружил и пунктуальностью не отличался. Андрей Викторович сердился, нервничал и все время смотрел на часы.

– И что тебе Александров? Ты с ним даже не знакома, – резко ответил он.

– Это же мое детство, Андрюша. «Цирк», «Волга-Волга»… А больше всего я «Весну» любила. Так странно и грустно понимать, что все эти воспоминания и ощущения остались, а человека, который их подарил, больше нет.

– Да что ты заладила: детство, детство! Тебе сорок два года скоро стукнет, Алла, а ты все детство вспоминаешь. Никогда не понимал этой твоей любви к обратному ходу. То ты искала сведения об отце, которого не видела и не знала, и вообще не факт, что он существовал на самом деле, то фильмы, виденные в детстве, вспоминаешь и по кинорежиссеру скорбишь… Тебе нужно сыграть эмоцию на зрителя, вот и все, ты же актриса, хоть и плохая. Нельзя на этих искусственных эмоциях строить свою настоящую жизнь. Вперед надо двигаться, вперед! А ты все время назад оглядываешься. Ты так цепляешься за прошлое, что даже собственную гордость ухитряешься забывать.

Алла нахмурилась непонимающе.

– Ты о чем? При чем тут моя гордость?

– Да при Орловых, вот при чем! – повысил голос Андрей Викторович. – Любая нормальная женщина, уважающая себя, ни за что не стала бы общаться с любовницей своего мужа. А ты прилепилась к ним – не оторвешь.

– Во-первых, любовница уже бывшая, – слегка улыбнулась Алла. – Во-вторых, Андрюша, у тебя этих любовниц было столько, что если бы я переставала с ними общаться, я не смогла бы работать ни в одном театре. И не смотри на меня так удивленно. Ты же не мог всерьез предполагать, что я ничего не знаю. Да, ты человек творческий, тебе нужна муза, ты сам сто раз это говорил. Поэтому я все знала, молчала и терпела. Я любила тебя, и мне важно было, чтобы ты оставался со мной. Музы преходящи и взаимозаменяемы, а жена, мать твоего единственного сына, у тебя одна. И это меня держало. Ты не особенно старался скрывать от меня свои увлечения, но я не пыталась поймать тебя «на горяченьком», не устраивала сцен и не уходила от тебя. Вроде как наплевала на собственную гордость, как ты только что выразился. Однако в той ситуации мое отношение к собственной гордости тебя почему-то устраивало, а сейчас, видишь ли, перестало. А в-третьих, если я любила тебя, то почему никто другой не имеет на это права? Наверное, Люся Орлова тоже любила. Только она умнее и сильнее, поэтому прозрела быстрее меня. Люся ни в чем не виновата передо мной, это же не она мне изменяла, а ты. Если Люся перед кем и виновата, то только перед Сашей. Лично мне она в верности и в чистоте помыслов не клялась и ничем мне не обязана. Ну и в-четвертых, Андрюша: Орловы – близкие друзья для меня, они помогают мне и поддерживают, и всегда помогали и поддерживали. В отличие от тебя.