Близнецы. Проценты кровью - Андрей Анисимов Страница 43

Лифт работал, и через минуту они стояли у дверей ерожинской квартиры. Петр Григорьевич полез в карман за ключами, но, взглянув на дверь, застыл.

– Замри! – сказал он шепотом девушке и вместо ключей извлек пистолет. Таня тоже посмотрела на дверь и сначала не поняла тревоги Ерожина. Профессионализм молодого криминалиста пока не работал в автоматическом режиме, и его приходилось включать. Но, оглядев коробку и замок внимательно, Назарова обнаружила еле заметную щель:

– Она открыта?

Петр кивнул и приложил палец к губам. Так они простояли минуты три. В квартире было тихо. Тогда Петр Григорьевич отвел Таню на этаж выше, неслышно подошел к двери, на мгновение замер, затем рывком распахнул ее и ворвался внутрь. Прошло несколько минут. Наконец он показался в проеме своей прихожей и знаком позвал Таню. Лицо у хозяина квартиры при этом было весьма мрачное. Таня вошла и ахнула. Кресло, стол и тахта в развороченном и изломанном виде походили на кучи хлама. Части телевизора валялись на паркете, осколки экрана разлетелись по всей комнате. Содранную с потолка люстру, вернее то, что от нее осталось, Ерожин обнаружил в унитазе. Такая же картина наблюдалась и на кухне. Весь линолеум заполняли осколки чашек и тарелок. Из холодильника торчали вырванные детали и провода. Таня смотрела вокруг расширенными от ужаса глазами. Ей сразу вспомнилась квартира пенсионерки в Новгороде:

– Это он?

– Мы разминулись часа на три, – предположил Петр Григорьевич и достал из кармана мобильный телефон. Аппарат в квартире оказался изувечен.

– Где Надюша? – спросил Ерожин Марфу Ильиничну, забыв с генеральшей поздороваться.

– С Глебом и Любашей по Москве разгуливают, – ответила вдова.

– Появится, пусть сразу отзвонит, – попросил Ерожин и спросил: – Кто такой Глеб?

– Твой новый родственничек. Брат Михеева, теперь муженек Любы, – не без сарказма, пояснила Марфа Ильинична и напомнила: – Не забудь на свою свадьбу в воскресенье явиться. И подарок невесте не забудь.

Ерожин промычал на прощание что-то невразумительное и, на минуту задумавшись, метнулся к стеллажу, подтянулся на руках и заглянул внутрь. Кейса с долларами на стеллаже не оказалось. На его месте подполковник заметил листок. Он развернул его и прочел нацарапанную печатными буквами записку: «Штемп, носить передачи сыну тебе будет не на что».

24

Егор Шемягин смотрел на себя в зеркало. Лицо его после вчерашнего кутежа выглядело скверно. Мятые щеки, синеватые мешки под глазами, да и нос, которым артист по праву гордился, припух и потерял свою идеальную арийскую форму.

– Дрянь у тебя морда, – сказал сам себе Егор и принялся растираться кремом. Собственная внешность Егора Александровича волновала всегда, но сегодня, в день, когда предстояли пробы на роль, особенно. Роль эта прельщала его не слишком. Брат героя фильма, жалкий сутенер, задействованный по-настоящему лишь в трех сериях из десяти. Для Шемягина, за плечами которого с десяток заглавных ролей, пускай в дешевых, но показанных по основным телеканалам боевиках, эта работа не сулила ничего, кроме заработка. Но Егор сидел без денег. Соня капризничала и требовала тряпок. Ее эффектная внешность за годы, что они делили постель и досуг, подвяла, а претензии остались те же. Шемягин давно бы с Соней расстался, но артисту льстило, что его пассия – дочь заместителя министра. Умывшись горячей, затем холодной и еще раз горячей водой, артист снова оглядел свою физиономию и недовольно поморщился.

– Что же делать? Будем показывать то, что имеем, – принял он философское решение и надел сорочку.

Соня продолжала возлежать на тахте, хотя время давно перевалило за полдень. Женщина ждала портниху и, рассеяно листая журнал, где предлагалась итальянская одежда к зимнему сезону, курила сигарету с ментолом. Егор терпеть не мог запах ментола, но заставил себя подойти к Соне и чмокнуть ее в губы. Соня мазала губы на ночь какой-то отвратительной питательной помадой. Выйдя в холл, перед тем как надеть пальто, Шемягин достал платок и брезгливо вытер рот. На лестничной площадке он облегченно вздохнул и вызвал лифт. Квартира Сони находилась на третьем этаже, но передвигаться пешком по лестнице артист не любил. Кабина остановилась. В ней спускался пассажир с десятого этажа. Старый кагэбист направлялся прогуливать своего хромого водолаза. Огромная собака сидела, заняв половину лифта, и со свистом дышала. Если не знать, что дышит четвероногий, можно было представить тучного мужчину, страдающего грудной жабой.

– Здрасьте, Владимир Гаврилович, – фальшиво улыбнулся Шемягин, оскалившись своей знаменитой шемягинской улыбкой.

– Привет знаменитостям, – ответил кагебист. – На съемки?

– На пробу, – небрежно бросил Шемягин.

В доме Министерства внутренних дел, где генерал Грыжин выбил квартирку для дочери, артист обитал на правах местной достопримечательности. На улице Егор поднял воротник и огляделся. Толкаться до студии в метро ужасно не хотелось. Он высматривал знакомых в припаркованных возле дома авто. Соседи, случалось, подбрасывали местную знаменитость, почитая это, как думал Шемягин, за честь. Но сегодня Егору не везло. Он уже было побрел к метро, как услышал сзади радостный крик:

– Шемягин, неужели сам Шемягин?! – Егор оглянулся и увидел высокого сухопарого брюнета, аршинными шагами поспевающего за ним.

– Вы меня? – поинтересовался артист и на всякий случай опять напялил свою улыбку.

– Проезжал, смотрю и глазам не верю. Думаю – Шемягин, или показалось, – продолжал брюнет, восторженно оглядывая артиста.

– Вам не показалось. Я Егор Шемягин, но с кем имею честь?

– Какая удача. Вы меня не помните? Я частично финансировал фильм «Смерть от удушья», где вы снимались в заглавной роли. И вот теперь вижу вас на улице, – ворковал брюнет, продолжая всем своим видом демонстрировать восторг от случайной встречи. Магическое словосочетание «финансировал ваш фильм» сделали свое дело. Улыбка Шемягина из фальшивой в мгновение стала необычайно искренней:

– Мы иногда не знаем в лицо наших благодетелей, – признался он. – Очень приятно познакомиться.

– Руслан Ходжаев, – протянул руку благодетель, и Шемягин с удовольствием ее пожал.

– Такую встречу надо отметить, – предложил Руслан Ходжаев, когда артист освободил его пятерню.

– С огромным удовольствием, но, увы, у меня проба. Надо ехать на студию, – с неподдельным сожалением отказался Егор.

– Так за чем встало дело? Сейчас я вас отвезу на студию, а после пробы приглашаю на обед. Очень люблю ресторан Дома кино, но пропуска не имею. Вот и пригласите. Ваш пропуск, мой кошелек. Идет?

Егор Александрович радостно согласился. На нормальный обед он сегодня не рассчитывал. Соня уже несколько лет дома не готовила, а получить скучные щи с котлетой в родительской квартире на Таганке – перспектива не из веселых. Брюнет проводил кинознаменитость к белому «Мерседесу» и раскрыл дверцу. Шемягин с удовольствием развалился на мягком сиденье и достал пачку «Мальборо».