Проклятие Гиацинтов - Елена Арсеньева Страница 43

Лерон смотрела в прекрасные черные глаза и понимала, что Гиацинт возненавидел ее с первого взгляда… так же внезапно и бесповоротно, как она влюбилась в него — и тоже с первого взгляда.

* * *

Алёна стояла около памятника Чкалову и смотрела на цоколь. Там была изображена карта маршрутов, по которым летал великий пилот. Раньше, давно, Алёна не понимала, что это карта. Казалось, цоколь памятника покрыт сетью беспорядочных трещин. И она, бывало, долго, с туповатым недоумением, разглядывала эти трещины, пытаясь понять, кому и зачем понадобилось избороздить ими красивый и гладкий камень. Ну, вот и сейчас она смотрела на эту несчастную карту с таким же туповатым недоумением, как некогда — на «трещины». Правда, мысли ее не имели никакого отношения ни к памятнику, ни к самому Чкалову, ни к маршрутам его перелетов.

Только что ей на мобильный позвонила Лада Кунина и с тысячью извинений сообщила, что шоу-дефиле отменяется, переносится на другой день, возможно, на следующей неделе, возможно, еще попозже, но пусть Алёна не волнуется, ей сообщат новую дату. Растерявшись, Алёна спросила, известно ли об этом Галине, которая должна ее привезти в «Пятницу», и получила ответ, что да, конечно, само собой, и ни в какую «Пятницу» никакая Галина не поедет, как и прочие дамы-модели. Алёна вздохнула с подобием облегчения — она ведь не знала телефон Галины и не смогла бы ее предупредить о таких изменениях их вечерних планов. Но штука в том, что она не знала и телефона Ильи… прощаясь, они уговорились, что он приедет прямо в «Пятницу».

— А как же приглашение? — встревожилась было Алёна, но Илья легкомысленно отмахнулся:

— Покажу удостоверение и скажу, что я здесь в интересах своего клиента. Пропустят, адвокатское удостоверение бьет без промаха, не раз проверено!

Решили, что в «Пятнице» они будут держаться подальше друг от друга, чтобы не афишировать свое знакомство (исключительно ради пущего успеха Алёниных разведывательных мероприятий, ведь адвокат — это какой-никакой представитель закона, а убийца Коржакова, коего пытается Алёна установить, этот самый закон, мягко выражаясь, очень сильно нарушил!), а потом, после, Илья отвезет свою новую подругу домой, и… Короче, они оба не возражали, чтобы то, что началось днем, продолжилось ночью. Алёна вспомнила, как он сказал на прощанье, что ему будет ужасно трудно соблюдать конспирацию и не лезть к ней с поцелуями среди толпы народу, а потому он никак не мог уйти, все целовал и целовал ее в прихожей, прижав к стенке, и бормотал между поцелуями, мол, все это просто фантастика. Одной рукой он придерживал подаренную Алёной книжку (ту самую, о приключениях в поезде и страшной мести трем молодым охлобуям), оттого объятия были немножко неуклюжими. А положить книжку он почему-то не догадывался и, придерживая ее локтем, снова и снова бормотал: «Фантастика, фантастика!» Алёне тоже было хорошо с ним, она таяла в его какой-то особенной нежности и неожиданной пылкости, в его восторженной растерянности. Казалось, он долго искал что-то, уже отчаялся найти — и вдруг отыскал, и не мог в это поверить… Кажется, так и не поверил! И, запутавшись в сети поцелуев, они так и забыли обменяться телефонами. Ощущение, будто они давным-давно знакомы, это странное доверие, которое с первой минуты испытывала к Илье Алёна, сыграло дурную шутку с ее памятью. И теперь она не имела представления о том, как предупредить Илью, что она не придет в «Пятницу», что там вообще не состоится мероприятие.

Конечно, не следовало усложнять случившееся: ну, приедет Илья в «Пятницу», ну, узнает на месте, что шоу-дефиле не будет, и… И что? Поедет домой к своей новой подруге? Тогда она должна сидеть дома и ждать его, как Пенелопа?

Алёна Дмитриева не испытывала ни малейшего желания изображать из себя Пенелопу. А вдруг Илья не появится? Ну мало ли по какой причине… Довольно она провела пустых вечеров в ожидании Дракончега! Одно дело — ощущать себя верной супругой, а другое — полной (или худой, нужное подчеркнуть) дурой. Нет, пусть случившееся станет испытанием для Ильи. Если он хочет видеть Алёну снова, то найдет ее телефон. Все решаемо! Он может позвонить Инне и спросить, он может узнать номер у Афанасьева. Или, если не додумается до этого, он может просто приехать к ней — и ждать у подъезда, напевая: «Я здесь, Инезилья, я здесь, под окном!» Впрочем, напевать вовсе не обязательно, достаточно просто ждать. А она пока что заглянет на эту знаменитую выставку знаменитого Жужки, которым так восхищалась Галина.

Она вошла в прохладный холл, купила билет у кассирши, которая не замедлила предупредить ее, что через полчаса выставочный зал уже закроется, кивнула и пошла наверх по лестнице. Сверху навстречу ей сбежал невысокий, очень изящный брюнет, одетый в какие-то живописные лохмотья. В руке он держал кисть, обтирая ее лоскутом ткани. Запах свежей масляной краски смешался с ароматом хорошего парфюма.

Не жалеет на себя духов красавчик. Запах знакомый… А ведь, кажется, зря Алёна обвиняла себя в отсутствии сыскного чутья! Уж не «Agent Provoсateur» ли это? Ну что ж, эти «нотки», этот букет к парню весьма пристал. Такой же… ну вот какой-то такой же, как он.

А кто он, кстати? Кисть в руках… Может, это сам Жужка? Странно только, он что, дорисовывает картины, уже выставленные в зале? Смешно.

Алёна опытным взглядом отметила его очень красивые черные глаза, которые на какое-то непрошеное мгновение напомнили ей прошлое. Воспоминание, впрочем, было мгновенно, с гневом, изгнано из памяти, и Алёна с нарочитым вниманием обозрела веревку, намотанную вокруг шеи молодого человека («То ли с петли, пытаясь повеситься, сорвался, то ли с привязи?» — подумала она с неприязненным юмором), и крохотную медную серьгу в маленьком, по-женски аккуратном ухе… у Игоря тоже были такие же маленькие уши с крохотными мочками, и Алёна, большая любительница задаривать предмет своей невероятной страсти всяческими модными девайсами, ужасно хотела, чтобы он носил серьгу, а он отбрыкивался и ворчал — мол, это только для педиков украшение, хотя это была глупость: разве пираты, к примеру, — педики, а ведь они все, как один, с серьгами!..

Это дурацкое воспоминание тоже было вырвано из памяти, как сорная трава, и Алёна прошла мимо красавчика, успев поймать его подозрительный, неприветливый взгляд. Ну, если это Жужка, от него можно было бы ждать более толерантного отношения к посетительнице его дурацкой выставки. Наверное, он тоже гость. С другой стороны, кисть в руке… Да не фиг ли с ней, с кистью, Алёне Дмитриевой вполне довольно загадок в собственной жизни, чтобы еще и чужие разгадывать!

Она забыла об этой встрече, едва войдя в зал. Мифология была предметом — или искусством, это как посмотреть! — который Алёна обожала всегда, со времен учебы на филфаке. Да ведь и русские сказки, любимые ею по сей день, — это тоже мифология. Но все же античность — особая статья, и Алёна всегда радовалась, встречая ее эхо в современном искусстве.

Однако в картинах Жужки это эхо отозвалось очень уж своеобразно…

Зал был пуст, и никто не мешал Алёне ходить от полотна к полотну, то восторгаясь, то негодуя. Талант, конечно… яростный поклонник красоты и покорный раб эпатажа! Только в наше время, когда скандал — лучшая реклама, художнику могут прощать такое откровенное издевательство над репутацией персонажей. Впрочем, на многих картинах лица были незнакомые, хотя себя самого — Алёна уже обнаружила пачку рекламных буклетов на столике и поняла, что встреченный ею красавчик с веревкой на шее и двусмысленной сережкой и был сам Жужка, — художник изображал частенько-таки. Разумеется, прежде всего она заметила «Умирающего Гиацинта» и иронически хмыкнула по этому поводу. Потом увидела Жужкино лицо в теме состязания Марсия и Аполлона. Он изображал Марсия и так упоенно играл на флейте (изображенной в виде кисти), что даже на первый взгляд было понятно, почему именно ему Мидас присудил первенство в этом состязании. Лица Мидаса и Аполлона были знакомы Алёне, это были какие-то знаменитые художники. Физиономии она помнила, фамилии забыла, но, приделывая эти личики к фигурам фригийского царя и бога солнца, Жужка, конечно, обоим мэтрам очень сильно польстил. А вот и снова Жужка — в вариациях на тему «Клятвы Горациев» Давида. Сюжет этой картины Алёна не слишком хорошо помнила, однако вроде бы там было три брата… а может, и в самом деле два, как на картине Жужки? А лицо Горация-отца, оно так же закрыто шлемом или нет? А это что такое?