Паутина - Николай Свечин Страница 43

Политик только охнул. Помолчал немного и стал уточнять:

– Атаманы в большинстве своем русские?

– Издавна повелось, что поляки и кавказцы не сходятся с великороссами и не признают их «иванства». На этой почве раньше были стычки, но в последнее время затихли. Фартовые решили национальный вопрос! В отличие от вас, политиков. Среди тюремной аристократии есть разные народности. Кляун – мордвин, Учигас – бессарабец, Коломбат – малоросс. Рига и Лифляндская губерния дали несколько отчаянных голов, не германцев, а именно латышей. В Одессе появились «иваны» даже из евреев. Но в массе своей, вы правы, преобладают русаки.

– Жестокие, умные, властные, – перечислил Гучков. – А сила тоже нужна?

– Если при мозгах и фарте есть еще и сила, такой быстро выбьется наверх, – подтвердил сыщик. – Взять хотя бы Тувыкина по прозвищу Иван Грозный. Он бежал с каторги и, когда шел тайгой, встретился с медведем. У бандита с собой был лишь топор. А медведь оказался голодным и решил отобедать каторжником. Так Иван Грозный его зарубил!

– Медведя топором? Разве такое возможно?

– Я бы не сумел, – признался Лыков. – По мне, это выше человеческих сил. А он смог. Потом всю дорогу питался медвежатиной. Зверь его помял, руку сломал, шкуру сильно ободрал, но каторжник победил. Конечно, арестантская масса его с тех пор боготворит… Или взять Неизвестного. Это самый могучий арестант во всем Нерчинском каторжном районе. Тройку лошадей на бегу останавливает. А при нем есть есаул по фамилии Кайдалов, тот быка убивает голыми руками. Раз в ухо – и готов… Разумеется, оба занимают в табели о рангах верхние строки. И еще есть силачи. Иван Кузнецов по кличке Чугун ломает подковы, словно пряники…

Тут вдруг вступил в разговор генерал Таубе:

– Алексей, в чем все же другая, нефизическая, сила «иванов»? Почему власть не может с ними справиться?

– Да она и не пытается. В тюрьмах эти ребята полезны администрации, поскольку держат арестантскую массу в повиновении. И тут есть опасность попасть от них в зависимость. Управляющие тюрьмой авторитеты могут причинить смотрителю большие неприятности. Пойдут бунт за бунтом, журналисты опубликуют страшную правду (на основе писем арестантов), побеги участятся. А еще повсеместно смотрители воруют, обжуливают своих подопечных, недоплачивают им заработанные деньги и прочее. Сведения об этих проделках могут попасть или в надзор, или в ту же прессу, или прямо в Главное тюремное управление. И смотритель с надзирателями сами могут угодить по ту сторону решетки. Поэтому стража с «иванами» старается не враждовать, а договариваться. К обоюдной выгоде, которая достигается за счет ограбления той же рядовой бесправной массы.

Лыков подумал и добавил:

– Еще их сила в жестокости. «Иван» особенно охотно обещает наказание: избить, ограбить, а то и сложить, то есть убить. Это у них называется «дать варнацкое слово». И вожак всегда выполняет обещание. Его влияние держится на страхе, который он внушает. Если обещать и не сделать, бояться тебя перестанут. Тогда потеряешь власть, и обиженные сразу сведут с тобой счеты. Но «иваны» хорошо это знают и не останавливаются ни перед чем. Кроме того, они все заодно, действуют слаженно. Если кто-то обидел одного из них и успел перебраться в другую тюрьму, очень быстро туда доставят весточку. И тамошние заправилы обязаны отомстить за коллегу, которого они даже в глаза не видели.

– Варнацкое слово, – повторил промышленник. – А кто такой варнак? Откуда взялся сам термин?

– В начале прошлого века ссылаемым на каторгу выжигали на лице буквы: «в», «р», «н» и «к». То есть вор, разбойник, наказан кнутом. Чтобы потом всегда можно было отличить такого в толпе. Вот из этих литер и сложилось слово варнак.

– Ага… – потер ладони Гучков. – Значит, говорите, взаимовыручка у них огромная? И все они так или иначе друг друга знают, наслышаны, имеют общих знакомых?

– Именно.

– А корреспонденция между ними ходит быстро и без перебоев?

– Лучше, чем в нашей с вами жизни.

– Алексей Николаевич, вы описали мне особое племя. Жестокие, умные, предприимчивые. Прирожденные вожди. А есть над ними главный? Кому могут подчиниться столь неординарные люди?

Лыков покосился на барона: ты ему напел? Тот сделал вид, что не понял, и отвел глаза. Понятно…

– Видите ли, господин политик. Прежде существовал очень редкий титул – «иван иванович». Главный среди равных, король криминального мира. Но последние двадцать пять лет такого короля наша преступность не знала. Как вдруг… видимо, в конце лета… состоялись выборы предводителя. И сейчас такой человек имеется.

– Кто он?

Статский советник лишь пожал плечами:

– А черт его знает!

– Неужели совсем ничего о нем не известно?

– Александр Иванович, поймите правильно. Там конспирация похлеще, чем в Боевой организации эсеров. И туда вон Азеф пролез. А попробовал бы он пролезть к бандитским атаманам!

– И все-таки, – настаивал Гучков. – Вы явно недоговариваете.

– Мы знаем лишь его кличку: Сорокоум. И самые общие приметы: рост выше среднего, властные манеры, волосы темно-русые, кисти рук непропорционально малы. Больше ничего.

Октябрист и сыщик некоторое время молча смотрели друг на друга. И последний счел нужным добавить:

– Сорокоум, по всем догадкам, вхож в деловой мир. Наружно принадлежит к торгово-промышленному сословию. Возможно, входит в число пайщиков Шлиссельбургской ситценабивной фабрики. Возможно, активно торгует с Азией. В частности, с Персией и Афганистаном.

– Принадлежит к торгово-промышленному сословию… – опять, будто про себя, повторил Гучков. – Прямо как я! Он мне что, коллега? «Иван иванович» – и мануфактурист?

– А почему нет? – заявил Таубе. – Вожаки там умные. Им надо кормить свиту. Не только ножом и револьвером можно зарабатывать деньги. Если, конечно, ты умен…

– Наш как раз такой, – подхватил Лыков. – Александр Иванович, теперь моя очередь спрашивать: среди ваших деловых знакомцев есть подобный тип? Хваткий, ловкий и… опасный. От такого человека должна исходить угроза.

Гучков задумался или только сделал вид. Вскоре он ответил:

– Нет, с ходу не скажу. С вашего позволения поспрашиваю братьев, ну и окружение свое: банкиров, биржевиков…

На этих словах, словно подводя итог разговору, октябрист разлил по рюмкам остатки коньяка, чокнулся с собеседниками и вдруг попросил:

– Алексей Николаевич, устройте мне встречу с Сорокоумом.

Сыщик даже растерялся:

– Вы меня, видимо, не поняли. Я не знаю, кто он.

– Пускай. Но вы давно в своем ремесле, можете придумать хитрый ход. Найти посредников и передать через них «ивану ивановичу»: Гучков ищет встречи.

– А…

– Зачем мне это нужно? Есть причины. Потом расскажу, с вашего позволения. А просьбу свою повторяю.