Счастливая странница - Марио Пьюзо Страница 43

– Думаю, лучше тебе пойти с нами, Ларри.

Теперь Октавия сообразила, что происходит: мать примеряет новую роль! Она уже не считает себя властительницей над старшим сыном, она словно бы вырывает его из собственного сердца – не гневаясь, без злого умысла, не от недостатка любви, а просто потому, что так будет проще собраться с силами и взвалить на плечи привычную ношу, прибавившую в весе. Дождавшись, пока все уйдут, Октавия, чтобы отвлечься от печальных мыслей, взялась за утюг и перегладила все оставшееся белье; она больше ни разу не открыла книгу.

Жизнь ребенка всегда переполнена неожиданностями. Поэтому Джино ни капельки не удивился, когда на следующее утро увидел на подушке брата черноволосую девичью головку. Тихо стоя над ними в своем плохоньком зимнем белье, Джино внимательно рассматривал их лица. Оба были мертвенно-бледны после сна в холодной квартире, оба казались беззащитными в своей страшной обессиленности, глубоком забытьи; они словно приготовились к смерти, если уже не умерли. У обоих были черные как смоль волосы, всклокоченные и переплетающиеся, заслоняющие лица. Через некоторое время Ларри пошевелился; жизненная сила стала возвращаться в его тело, от прихлынувшей к лицу крови порозовели щеки. Густые черные брови задвигались, черные глаза открылись и сверкнули. Ларри отодвинулся на край подушки, чтобы его волосы не переплетались с волосами жены; теперь он снова был сам по себе. Увидев рассматривающего его Джино, он осклабился.

Винни тем временем успел содрать с молочной бутылки крышечку: дюймовый слой замерзших наверху сливок был наградой тому, кто раньше встанет. Джино попытался открыть вторую бутылку, однако мать легонько кольнула его в руку острием ножа.

Джино побрел одеваться. Брат Ларри уже полусидел в кровати и затягивался сигаретой; девушка по-прежнему спала, повернувшись худенькой спиной ко всему остальному миру. Беленькие бретельки ночной рубашки подчеркивали худобу ее лопаток, торчавших на манер цыплячьих крылышек. При появлении Джино Ларри потянулся к жене и укрыл ее одеялом, чтобы она не замерзла, продемонстрировав при этом волосатую грудь и длинный рукав толстой ночной фуфайки.

Тот год прочно засел в памяти Джино: после женитьбы Ларри произошло еще много неожиданного.

Как– то раз, возвращаясь из школы, Джино увидел Джои Бианко, сидящего на помосте перед фабрикой Ранкеля; его учебники валялись на тротуаре.

Джино не поверил своим глазам: Джои рыдал. Однако, несмотря на слезы, лицо его было искажено судорогой ярости. Джино осторожно приблизился к нему и спросил:

– Что случилось, Джои? Что-то с матерью или отцом?

Джои, всхлипывая, покачал головой. Джино подсел к нему на помост.

– Хочешь, сыграем в «семь с половиной»? – предложил он. – У меня есть шестнадцать центов.

– Мне не на что играть, – буркнул Джои. Его прорвало:

– Я потерял все свои деньги! Отец велел мне положить их в банк, а банк потерял все мои деньги! Чертовы мерзавцы! Отцу-то что, он надо мной смеется! Все только и твердили, что я смогу взять деньги себе, когда вырасту, а теперь они меня обокрали. И еще смеются! – Он был совершенно уничтожен, он рыдал и бранился.

Джино был потрясен. Он лучше кого бы то ни было знал, как это серьезно. Сколько раз Джино, купив себе мороженое, позволял Джои лизнуть его, потому что Джои хотелось сэкономить два цента! Сколько раз Джои оставался в воскресенье дома, чтобы сэкономить деньги, выданные ему на кино, и положить их на свой банковский счет! Сколько раз Джои воротил глаза от увенчанной оранжевым зонтиком трехколесной тележки с горячими сосисками, нащупывая в кармане заветный пятицентовик, пока Джино уплетал мягчайшую длинную булку с сочной красной сосиской, кислой капустой и желтой горчицей, норовя проглотить «хот дог» в один присест!

Джино чувствовал, что тоже обворован, потому что деньги эти были в какой-то мере и его деньгами.

Пусть остальные мальчишки смеялись над Джои, Джино всегда уважал его и давал откусить от своей сосиски или пиццы, лизнуть мороженого, чтобы соблазн не сделался невыносимым. Даже на Пасху, когда все покупали алые и белые сахарные яйца по десять центов, Джои мужественно постился, хотя Пасха бывает всего раз в году. Джино гордился, что дружит с самым богатым мальчиком если не во всем Челси, то уж, по крайней мере, на Десятой авеню.

Заикаясь и заранее боясь ответа, он спросил:

– Джои, сколько же ты потерял?

Обретя в отчаянии подобие спокойствия и достоинства, Джои произнес, не веря самому себе:

– Двести тринадцать долларов.

Мальчики посмотрели друг на друга расширенными от ужаса глазами. Джино и представить себе не мог такой суммы, а Джои впервые осознал, что за страшная трагедия с ним разыгралась.

– О господи! – пробормотал он.

– Пойдем, Джои, – позвал Джино. – Собирай учебники и пошли домой.

Но Джои, спрыгнув с помоста, принялся яростно пинать свои книжки, пока они не разлетелись по всему тротуару.

– К черту книги! – орал он. – К черту школу!

Теперь я со всеми посчитаюсь! Никогда не вернусь домой!

Он побежал в сторону Девятой авеню и затерялся в серой зимней тени надземной железной дороги.

– Джино подобрал его учебники. Они изорвались, перепачкались конским навозом. Он, как мог, обтер их о собственные штаны и пошел по Десятой авеню в сторону дома 356, где обитал Джои.

Бианко жили на третьем этаже. Едва Джино постучал в дверь, как до него донесся женский плач; он хотел было удрать, однако дверь тут же распахнулась. Маленькая женщина во всем черном – мать Джои – пригласила его войти.

Джино удивился, застав отца Джои дома в столь неурочный час. Отец сидел за кухонным столом. Он был мал ростом и сутул, зато носил грандиозные усищи. На улице он никогда не снимал мятой серой шляпы; почему-то она была на нем и сейчас. Перед ним стоял кувшин с темно-красным вином и наполовину опорожненный стакан.

– Я принес учебники Джои, – сообщил Джино. – Он поможет учительнице и придет.

Он положил книжки на стол. Отец Джои поднял глаза и с хмельным радушием произнес:

– Bliono giovanetto – славный мальчик. Ты – сын Лючии Санты, приятель Джои – славный мальчик! Ты ведь никогда никого не слушаешься? Всегда идешь своим путем. Вот и хорошо. Отлично! Выпей-ка со мной винца. И благодари господа, что у тебя нет отца.

– Я не пью, Zi Паскуале, – ответил Джино. – Но все равно спасибо. – Ему было жаль мистера Бианко: оказывается, отец тоже убивается из-за неудачи сына. Мать сидела за столом и пристально смотрела на мужа.

– Пей, пей, – сказал дядюшка Бианко. Женщина пододвинула ему крохотную рюмочку, и он налил в нее вина. – За президентов американских банков, пусть они сожрут с потрохами собственных матерей!

– Успокойся, успокойся! – зашикала миссис Бианко.

В прежние времена Джино приходилось наблюдать, как дядюшка Бианко претерпевал ежедневное воскрешение и праздновал победу. Сперва это был согнутый, пришибленный человечек, состоящий из сплошных обид и шишек, притащившийся с сортировочной станции и с трудом перешагивающий через рельсы, протянувшиеся вдоль Десятой авеню.