Бойся своих желаний - Анна и Сергей Литвиновы Страница 42

Наши дни

Синичкин Павел Сергеевич

– В жизни любого общества и любого государства случаются моменты, – рассуждал Петр Ильич Васнецов, прогуливаясь рядом со мной по улочкам дачного поселка Щербаковка, – когда они (общество и государство) словно замирают в нерешительности прежде, чем пойти тем или другим путем. Словно бы они находятся на распутье. На развилке. Один из таких моментов был, как я уже говорил, связан с приездом в нашу страну битлов. Я уверен: если бы осуществился наш с Леонидом Ильичом план и они проехали бы по СССР – вся история страны могла бы пойти по иному руслу!

Я ничего старику не ответил, да он и не нуждался в моей реакции, толковал о своем.

– Второй пиковый момент – тот вечер двадцать второго августа девяносто первого года. Ведь если б тогда внимание толпы не отвлекли (в том числе и Евгений, будущий муж моей внучки Юлии), не переключили на памятник Дзержинского, на его снос, что бы тогда произошло?

Он задал свой риторический вопрос как опытный трибун, явно не ожидая ответа. А я все-таки вылез:

– Никто не знает, что было бы. История сослагательного наклонения не имеет.

– Молодой человек! – остановился в возбуждении старец. – Конечно, вы правы! Абсолютно правы! Но все же!.. Мы ведь не фантазируем, мы опираемся на факты, исторические сведения, источники!.. Так вот, я больше чем уверен: если бы тогда толпа пошла на штурм штаб-квартиры КГБ – народ безо всякого сопротивления захватил бы ее. Никто не мог, да и не хотел тогда защищать чекистов, даже они сами. А если б заняли Лубянку – тогда бы достоянием гласности стали если не все тайны режима – самые одиозные документы к тому моменту уже уничтожили, – но многие, очень многие не успели. И они оказали бы такое воздействие на публику, что это привело бы к самым радикальным последствиям. Поверьте мне!

– Ну, и какими же, интересно, могли быть последствия? – спросил я, подыгрывая ему.

– Первым и главным, – немедленно ответил бывший партийный лидер, – было бы полное запрещение, как преступных организаций, КПСС и КГБ. Вторым следствием стало бы – я в этом убежден! – принятие закона о люстрации. То есть ни один человек, связанный в прошлом со спецслужбами, никогда не имел бы права стать государственным чиновником. А так как в ту пору просто не имелось тех, кто с ними, партией и комитетом, не был связан, пирамида власти вся бы переменилась. Вся! Потому что и тогдашнему кумиру, вождю демократов, Ельцину, пришлось бы уйти в отставку. И уж тем более всей той шелупони, что его окружала. Кого бы, вы спросите, в таком случае призвали б на царство? Я не знаю. Можно только гадать. Тех, кто тогда был не запятнан связями с КГБ и КПСС, можно по пальцам пересчитать… Что ж, вероятно, им стал бы кто-нибудь из варягов… – вздохнул Васнецов. – Новых варягов двадцатого века.

– Что случилось, то случилось, – пожал я плечами.

Болтал старик, конечно, захватывающе, заслушаешься. Но меня куда больше интересовали не история, не аналитика – а события, имевшие место в совсем недавнем прошлом. Зачем мне домыслы Васнецова! Что с них взять! Если бы да кабы, да во рту росли б грибы. Или – если бы у дедушки были колеса, он был бы не дедушка, а трамвай.