Одна жена – одна сатана - Лариса Соболева Страница 42

– Вроде не. Кому ж она нужна, в годах уже, моды на ней нету. Другие вон одежу какую носят, а у Галушки все на сына уходит. Не, я помогаю, ага. Складываю за самогон, потом отдаю на внука. И красоты у моей Галинки не так чтобы очень...

– Это ты брось, твоя дочка красивая женщина, это я тебе говорю.

– Оно, может, и так, а не так. Знаешь, родилась она, я как глянул – черная. Волосики как смола, тельце смуглое, аж коричневое, ну и назвал ее Галкой. Ты чего это, Юрьич, никак к Галке моей надумал... а? Вот этого не надо.

– Почему?

– Не подходит она тебе. Ты вон кто, а она – так себе. И жена у тебя гарная, нехорошо.

– Плохого же ты мнения о своей дочери, Панасоник. А жены у меня нет, с ней все кончено. Да и была не жена, а приживалка, к тому же подлая и хитрая.

Вытащив лодку на берег, Валерьян Юрьевич отер о траву, очищая от ила, резиновые сапоги, которые привез Панасоник из хозяйства, ведь размерчик у него – извините, не в каждом магазине купишь. Затем на ощупь нарвал охапку растительности и преподнес ее уже в доме Галине:

– Держи, это тебе. – Так он начал активные ухаживания.

– Что это? – озадачилась Галина.

– Букет.

Она прыснула.

– Не нравится? Других цветов не было.

– Вообще-то, Валерьян Юрьевич, это сорняки. Но спасибо.

– Там темно было, – оправдался он. – А ты поставь, пахнет зеленью.

Пришлось Галине доставать вазу, однако внимание с его стороны было ей приятно, Валерьян Юрьевич заметил это по ее щекам, покрывшимся румянцем, и блуждающей улыбке. Значит, задуманное он осуществит, ибо еще способен производить впечатление на женщин. Наливая в вазу воду из-под крана, Галина вернула его к главной проблеме:

– Узнали что-нибудь?

– Да! – Наконец Валерьян Юрьевич пришел в себя после чудовищного оскорбления. – К моей бывшей жене (нажал он на слово «бывшей», давая понять Галине, что теперь свободен, как птица) приходила какая-то девчонка по имени Лиля. Как я понял, то есть мы с Панасоником поняли, она знает номер автомобиля, на котором уехали убийцы, за номер просит сто тысяч евро.

– Ого, – протянула Галина. – Что решила ваша жена?

– Бывшая! – подхватил он. – Советовалась со старшим сыном, денег решено не давать. Сын не верит девчонке, считает, их обманывают, вымогают деньги мошенники.

– Но это может быть и так, сейчас мошенников много.

– А мне кажется, номер не липовый. – Валерьян Юрьевич вкратце пересказал диалог бывшей жены и сына, в конце сделал заключение: – Видишь, сколько им известно? И рисковать, обманывая, не имеет смысла, обман ведь раскрылся бы. Нет-нет, Галочка, они знают номер, случайно стали свидетелями убийства, надумали продать сведения. Да не в том дело. Мой сын, понимаешь – сын(!) не захотел пальцем пошевелить ради отца.

– Не горячись, Валерьян Юрьевич, просто таких денег у него нет.

– Есть. Если скинутся. А он не захотел ни поторговаться, ни переговорить с той девчонкой, ни придумать другой способ выяснить номер, например, обратиться к знакомым в милиции и совместно решить, как быть. А ведь это самый простой способ взять киллеров, там и до заказчика добрались бы. Но Вовка меня похоронил, выбросил в мусор...

Он вдруг замер, соединив брови и глядя куда-то далеко, сквозь стену и даже дальше. По его изменившемуся лицу Галина угадала, что к нему пришли злые мысли, с ними пришла боль, надрывающая сердце. Она встала перед ним, попав в фокус его зрения, положила руку на его плечо, слегка встряхнула и ободряюще произнесла, снова вернувшись к уважительному «вы»:

– Не надо. Гоните черные мысли. Пока ничего не известно, вы не должны ставить клеймо ни на кого, тем более на сына.

– Мне тяжело, – без интонационной окраски сказал Валерьян, просто констатировал. Впрочем, случайно вырвалось.

– Знаю, – мягко сказала Галина. – Но выводы, Валерьян Юрьевич, сами придут, не торопитесь, а то потом будет стыдно, неловко перед собой и детьми. Не отчаивайтесь, вы сильный человек, у таких людей все получается, получится и у вас, я уверена.

Кто везет, на том и ездят – это про него. Потому он никогда не слышал в свой адрес сочувствия и утешения, не вызывал жалости, по душам с ним не разговаривали. В сущности, времени не имел Валерьян Юрьевич на сиропы, он и не задумывался, что ему необходимо тепло не только от батареи зимой или от солнца летом. Стиснув зубы, он тащил воз, был главным добытчиком, добывал немало и находил это вполне разумным. Мало того, гордился достижениями, но «спасибо» слышал крайне редко, его титанические усилия воспринимались близкими как само собой разумеющееся. А что он получил бы, окажись в тот роковой час в джипе? Чуть больше двух метров в длину, метр в ширину да кубометр земли сверху? И все! Вон родные дети озабочены только тем, что некто без роду без племени занял их место, а они не могут взять власть в свои руки, отец их уже не волнует, всех, кроме Катьки. А что запомнилось из прошлого, чтоб на смертном одре со смаком сказать: я здорово пожил? Ни-че-го! Ему пятьдесят три, а он толком не жил, не умел ни отдыхать, ни радоваться, ни любить, ему платили тем же, все человеческое проскочило мимо. Потому теплые слова Галины врезались в душу, в благодарность он приложил губы к ее руке, она ее выдернула, смутившись:

– Ну, что вы, Валерьян Юрьевич...

– Спасибо, Галочка, так больше не будет.

– Как?

– Как у меня было раньше. Я исправлю... постараюсь исправить.

– Не понимаю, о чем вы.

– И не надо. Главное, я знаю... я понимаю... – Он повел носом, сморщился. – Чем это воняет?

– Отец бражку свою мешает. Вы еще не знаете, какая вонь стоит, когда он гнать начинает. Папа! – Галина понеслась в нежилую комнату, похожую на склад. – Папа, сколько раз говорить: не ставь бражку в доме! От меня ею за версту несет, а я работаю среди людей.

С зажатой в зубах папиросой Панасоник стоял возле бадьи литров на двести, одной рукой мешал деревянной лопаткой шипящую жижу подозрительного цвета, другой рукой упирался в бок. Взглянув на дочь с достоинством человека, занимающегося наиважнейшим делом, он, как всегда беззлобно, поставил ее на место:

– В моем доме командир я. Кто тебя и внука содержит? Мой продукт. В сарае бражка долго созревает, теплое лето настанет, туда перенесу. Ага.

– Валерьян Юрьевич, хоть вы его вразумите, – бушевала Галина. – Как в самогонном аппарате живем – не вздохнуть!

– Не дыши, – посоветовал отец.

– Правда, Панасоник, зачем тебе этой гадостью людей травить? – принялся вразумлять его гость. – Ты сейчас зарплату приличную получаешь...

– Кто травит, кто травит? – обиженно заворчал тот. – Мой продукт тока здоровье людям дает, а мне доход: двадцать рублей пол-литра, а тройная перегонка задорого. Зарплата твоя временная, скоро ты заместо меня станешь, что ж мне, клиентов растерять? А запах чем хорош? Не нравится – отойди, не нюхай. Ужин где? Итак запоздали, – строго посмотрел он на дочь.