Удар отложенной смерти - Инна Тронина Страница 42

Озирский молчал довольно долго, и Захар напряжённо ждал ещё каких-то его слов.

– Не кипятись – со мной проблем не будет. Геннадий прав. Того, кто нам нужен, я постараюсь найти. Сколько там набежало? А, чёрт, Макс заждался меня, бедняга! Сысоич, дай ему отгул на завтра, а я за руль Аркадия посажу. Ладно, побежал! – Андрей не сомневался в том. Что начальник выполнит его просьбу. – Завтра я весь день буду при рации. Появится нужда – сразу вызывай…

* * *

Первые несколько раз Андрей набирал служебный номер Филиппа из начальственных кабинетов аэропорта «Пулково». Не имея возможности подолгу сидеть около одного аппарата, Озирский в любом помещении тут же находил телефон и снимал трубку. В это сумасшедшее утро ему пришлось обежать массу должностных лиц, простых служащих, сотрудников таможни. Андрей проинструктировал даже уборщиков и дворников, которым тоже следовало быть начеку.

«Пулковское» начальство тщетно пыталось скрыть обуявший его ужас. Озирский же, успокоительно улыбаясь, нёс «пургу» о том, что это, возможно, просто «пуля». Но на всякий случай нужно усилить милицейские посты, ужесточить досмотр и так далее. Органы, мол, обязаны предупредить аэропорт о возможной опасности. Но из этого не нужно делать вывод, что лайнеры тотчас же начнут взрываться.

Но по мере того, как текли минуты и часы в насквозь промороженном пространстве над лётным полем, оптимизм Озирского угасал. Он смотрел на садящиеся и взлетающие самолёты, и от их сигнальных огней рябило в глазах. Для окружающих Андрей оставался воплощением спокойствия и здорового цинизма, но на самом деле он здорово нервничал.

Озирский действительно считал, что Веталь не станет устраивать на борту взрывы. Бандюган постарается, направив противника по ложному следу, как-нибудь воздействовать на экипаж. Скорее всего, Филипп в курсе, потому что именно его снадобьями решил воспользоваться отставной ракетчик.

Но до одиннадцати часов разыскать Готтхильфа не удалось. В институте, где он работал, сказали. Что Филипп Адольфович в местной командировке. Вернётся он только вечером, а, может, и вообще сегодня уже не придёт. Действовать вслепую Озирский вообще не любил, а в случае с Веталем это было просто преступно.

На всякий случай он посоветовал, чтобы все члены экипажей, вылетающих сегодня из «Пулково», пищу принимали только дома, а в аэропорту не пили даже кофе. Кабины нужно обследовать особенно тщательно – на предмет обнаружения каких-нибудь посторонних предметов, которых раньше там никогда не было.

И теперь, на том же «рафике», за рулём которого сидел Аркадий Калинин, Андрей возвращался в город. Мороз совершенно озверел. Вдоль Пулковского шоссе, казалось, потрескивали деревья. Светло-синее, пронзительное небо, усыпанное звёздами, опрокинулось над полем и лесом. То и дело «рафик» содрогался от рёва низко летящих самолётов. Андрей, провожая их глазами, приходил в тупое отчаяние.

Если не удастся связаться с Обером, Сашке Минцу действительно придётся идти в банду на переговоры. Тенгиза или кого-то другого он к Веталю ни за что не пустит. И одному Богу известно, чем эта поездка закончится. Дядя Дмитрия Стеличека, обвиняемого на том громком процессе, вряд ли хоть что-то простил молодому настырному прокурору. Прав Тенгиз – Сашка и сам может погибнуть, и самолёты не спасти…

И всё же, решив больше не водить Горбовсккого за нос, Андрей связался с ним и сказал, что нужного человека весь день не будет на месте. От этого настроение испортилось у обоих. Горбовский тяжело вздохнул, кашлянул, понимая, что отвертеться от встречи с Веталем уже нельзя.

– Андрей, не ищи больше, хватит. Сегодня ты его не поймаешь. А даже если и получится, он вряд ли уже сумеет помочь. Будем пока по Санькиному плану действовать. Что ж делать-то ещё? До окончания срока шесть часов. А Веталь, возможно, может и раньше сорваться. Приезжай в Управление, я жду…

Озирский вытащил из кармана замшевой дублёнки носовой платок, тщательно стёр пот со лба и щёк. Потом отвинтил крышку термоса, отхлебнул крепкого чаю, куда рано утром, ещё перед визитом в травмпункт, вышил остатки оберовской настойки.

Ничего обещать Захару он уже не мог, так как считал себя не вправе сдерживать инициативу других сотрудников отдела. Прямо с утра не повезло с Готтхильфом. А как бы получилось здорово! Филипп знает, что нужно сказать Веталю, как отговорить его от безумной затеи. Это, конечно, очень трудно, но всё же возможно. Обер у них в авторитете – его послушают.

Впрочем, за годы работы на таможне и в милиции Озирский понял, что триумфы просто так с неба не падают. И вслед за вчерашней победой обязательно должно прийти поражение, или, по крайней мере, тяжкое испытание. Кому-то, скорее всего. Минцу придётся идти на переговоры. Возможно, Геннадий прав. Разумнее будет сейчас пропустить золото, а сыграть в обратку потом. На этом жизнь не кончается, и впереди ещё много возможностей…

Как всегда, в трудные минуты, Озирскому захотелось увидеть жену. Она лежала в шестнадцатом роддоме – устроилась по блату, как медсестра, хоть и жила в другом районе. Андрей ещё вчера вечером запланировал поездку в Купчино. Лена позвонила домой и спросила, куда исчез Андрей. Конечно же, очень волновалась из-за Женьки, который жил у свекрови. Просила выбрать утром время и прийти хотя бы под окошко. Андрей обещал подскочить ещё позавчера, а сам поехал в крематорий…

– Аркаш, давай на Малую Балканскую, к родильному. Алёнке вредно волноваться. Дорогу не забыл?

– Ну, уж! Первый раз тебя везу, что ли? – И Калинин повернул с Пулковского шоссе на Дунайский проспект.

На улице медленно рассветало. В молочно-белом тумане светилось окнами здание роддома. Андрей знал, что вон там, во втором от угла, его часто ждёт Лена. Но сейчас жены там не было, И Озирский забеспокоился. Значит, нужно заходить внутрь, да нечего Ленке торчать из окна на морозе. Скорее всего, она устроилась на кожаном диванчике, на первом этаже, у приёмного покоя. Там они тоже часто встречались, потому что не всегда хотелось громко кричать о своих семейных делах или общаться жестами глухонемых.

Андрей очень удивился, когда, расстёгивая на ходу дублёнку и привычно улыбаясь сестричкам, вошёл в тесный коридорчик. Там, кроме Лены, были его мать и Женька. Сын сидел на коленях жены, плотно прижавшись к ней и обняв за шею. Пока его не заметили, Андрей решил понаблюдать за ними как бы со стороны.

Мария положила рядом с собой каракулевую шубу. Шапку из чернобурки она не снимала, и потому Андрей не увидел всегдашней изысканной причёски. Мать смотрела на Елену такими же огромными, зелёными, как у Андрея, глазами, и что-то быстро говорила. Как всегда, она была профессионально накрашена, одета в пушистый свитер и тёплые брюки. Девическая фигуры, высокие замшевые сапоги, гладкая кожа делали Марию совсем молодой.

Она казалась невесткой Елены – постаревшей, заплаканной, одутловатой. К тому же жена надела вельветовый мятый халат и даже наскоро не накрасилась. Тёплые чулки и шерстяные носки добавляли ей ещё лет десять. Свои пепельные волосы Елена, когда была здорова, носила распущенными. Сейчас же она небрежно скатала их на затылке и сколола «невидимками».