Итальянский сапог на босу ногу - Марина Белова Страница 42

– А это, Сонечка, мне компенсация за хорошую службу, – похвастался Василий Семенович.

– А кто вы?

– Я? Генерал. Теперь уж в отставке. На войну ушел мальчишкой, окончив в сорок четвертом скороспелые лейтенантские курсы. Мне повезло, ранений у меня много, но жив остался.

Софья Андреевна с уважением посмотрела на генерала. Это потом она узнала, что Василию Семеновичу действительно страшно повезло – он попал в адъютанты к командиру полка, так при нем и прошагал последние месяцы войны. В мае сорок пятого полк был расквартирован в предместье Берлина. Судя по добротным домам, немцы здесь жили зажиточные. Возможно, хозяин надеялся вскоре вернуться, потому и картины, некогда украшавшие стены, не вывез, а спрятал в сундуке на чердаке. Сундук нашли, делили по старшинству. Сначала отобрал себе картины командир полка, потом кое-что «на сувениры» взял друг командира. Все, что осталось, досталось Василию Степановичу. Он не оспаривал дележ, обрадовался тому, что дали. А дали два пейзажа, натюрморт и еще кое-что, на что старшие товарищи даже не взглянули. Вряд ли тогда он почувствовал, что пришло ему в руки.

После войны Семен Иванович не оставил армию. Военная карьера у него сложилась более чем удачно, чего нельзя было сказать о личной жизни. Пять лет он провел в Германии. Потом его перебросили в Венгрию. Чины росли, а желания жениться не возникало. Да и на ком ему было жениться? На иностранке? Кто же ему разрешит такой брак? На медсестре? Поварихе? К тому времени он уже был полковником – ему бы жену с образованием, а не кухарку. Так и остался неженатым.

Будучи по делам в Ленинграде он случайно забрел в Русский музей. Что – то знакомое почудилось в одной из картин Левитана. Как оказалось, художник написал две парные картины, одна из которых волей случая досталось ему, Василию Семеновичу. Вот тогда он понял, какое сокровище храниться у него дома долгие годы. Вторая картина принадлежала кисти Поленова, а натюрморт был создан рукой голландского художника первой половины семнадцатого века.

С этого времени Василий Семенович не на шутку увлекся живописью, вернее коллекционированием картин. Занялся самообразованием. Где бы он ни был, обязательно посещал музеи, картинные галереи, антикварные магазины и лавки. Он как одержимый рылся в каталогах, выискивал нужную для себя информацию. Голландца он продал, купил пару картин русских мастеров – решил коллекционировать русскую живопись – потом сменял одну из них на другую, более ценную. Его коллекция становилась все больше и больше, а друзей все меньше и меньше. Вопрос о женитьбе уже не волновал генерала. У него было увлечение, страсть, которую он ни с кем делить не желал. Но так было лишь до того момента, покуда на его горизонте не появилась Софья Андреевна.

Это потом она узнает, что побудило его так срочно жениться, а пока…

Она стояла и не отводила глаз от картин.

– Я бы смотрела и смотрела, – призналась она. – Это Саврасов? А это? Неужели Айвазовский? Боже, я глазам своим не верю. Мне бы хотя бы разочек в месяц к вам приходить, – восторженно выдохнула она.

– Ну почему разочек в месяц? – усмехнулся генерал. – Я предлагаю вам руку и сердце. Будете ежедневно созерцать эти картины. Подумайте, только поторопитесь. Я уже в летах, мой срок недолог.

«А что? Выйду за генерала замуж. А Валька пусть барахтается, как хочет. Я его двадцать лет не видела и столько же видеть не хочу», – скрепя сердце, подумала Софья Андреевна и, недолго думая, согласилась.

– То, что генерал – не подарок, я поняла очень скоро. Прежде всего, ему нужна была домработница и кухарка, да еще такая, которая могла бы поддержать умный разговор, когда ему того хотелось. Он был одержим своей коллекцией и ни в какой любви не нуждался. Картины ему заменяли и любимую женщину, и детей. Наверное, он свихнулся на почве своего коллекционирования. Кстати, то, что детей у нас не будет никогда, он мне сообщил почти сразу после бракосочетания. Но, если честно, мне и не хотелось иметь от него детей. Как можно рожать от человека, который ненавидит детей? – спросила Софья Андреевна, а я подумала: «Мы-то знаем, кто вам глаза раскрыл». – Скоро он попросил, чтобы я оставила работу, – продолжила она свой рассказ. – Так я превратилась в сторожа и уборщицу приватного музея. Думала, что скоро все кончится, и я стану молодой обеспеченной вдовой, создам новую семью, рожу ребенка. Генерал казался мне болезненным, дышащим на ладан, но я ошибалась. По большому счету мой муж оказался симулянтом. У него, конечно, было несколько шрамов с войны. Одна пуля прошла насквозь через левое плечо, не повредив жизненно важных органов. Другая скользнула по касательной, оставив след на черепе. Ногу он сломал уже после войны. Кости срослись неудачно, одна нога стала короче другой на пару сантиметров. Пришлось моему генералу взять в руки трость. Но, став хромым, он ничуть не расстроился. Как инвалид, генерал, фронтовик, он получал весьма приличную пенсию, которую тратил на свою коллекцию. Иногда он продавал картины, покупал новые. Отдыхать ездил за государственный счет, меня не баловал, денег у меня как не было, так и не было. То из-за чего я выходила замуж, а именно материальная свобода меня не коснулась. Брат этого не понимал и постоянно донимал тем, что требовал денег. Он меня и подбил к воровству, пообещав навсегда уехать из города. Я присмотрела одну картину – хорошую, но малоизвестного художника девятнадцатого столетия. Прикинула, сколько за нее можно взять. Картина висела не в городской квартире, а на даче, то есть можно было инсценировать взлом и взять под шумок картину. Я отдала брату ключ от дачи, рассказала, где висит картина. Он обещал взять только ее, но обещание не сдержал: особенно не осторожничал и бросал в сумку все, что попадалось под руку, а на даче было чем поживиться. Ему не повезло: заметив в доме свет – мы с мужем выехали с дачи два часа назад и возвращаться не собирались, – соседи вызвали милицию. Отпираться не было смысла. Но самое противное, он сдал меня, сказал, что это я подбила его ограбить мужа. Я плакала, говорила, что это неправда, что только хотела избавиться от надоедливого братца. Василий Семенович мне поверил, заявление писать не стал и сделал все, чтобы замять дело. А еще он Валентину дал денег, чтобы тот уехал и больше нас не беспокоил, а мне пригрозил: первая моя провинность – и я окажусь за решеткой. С этого самого дня началась моя каторга.

– Позвольте, а разве вы со своими прокурорскими связями не могли замять дело? – вырвалось у меня.

– Прокурорскими? – удивилась Софья Андреевна и так странно на нас посмотрела, что я сразу поняла, что сболтнула глупость.

– А разве до замужества вы не работали прокурором?

– Я? Я окончила экономический факультет! Работала экономистом в пищевой промышленности.

– Но тогда… как вам стало известно, что Леопольд Иванович был ранее судим? – спросила Алина, глядя то на Софью Андреевну, то на меня.

– Сам сказал… когда мы с ним познакомились. Он честно мне признался в грехах молодости.

Не передать словами, как расстроил Алину ответ Софьи Андреевны. Ее версия распалась вдребезги. Если покушение на Софью Андреевну – не месть Краюшкина, то кому надо было на нее вообще нападать, а потом лезть в номер? Впрочем, может, никто и не лез в номер? Краюшкину показалось, что в комнате перерыто, на Софью Андреевну напали хулиганы, а ключ она сама потеряла. Получается несчастный случай?