Тайна голландских изразцов - Дарья Дезомбре Страница 42

Он увидел ее, девушку в узком черном пальто и узких же джинсах, почти сразу. В большом архивном зале их и сидело-то всего трое: он, она и молодой вихрастый студент. Пути судьбы, скок-поскок игральной кости – они одновременно подошли к архивариусу.

– Только после вас. – Он был галантен и приходил сюда уже не первый раз.

Девушка поблагодарила его по-французски и мимолетно улыбнулась. Улыбка подтвердила первое впечатление: незнакомка была не в его вкусе – слишком серьезная. Скуластая, темно-русые волосы затянуты назад в хвост, ненакрашенные губы. Правда, большие, почти прозрачные глаза в обрамлении темных ресниц были хороши, но… В любом случае в его вкусе была только Марина.

– Я ищу список собственности одного человека, – поздоровавшись, сказала архивистке девушка, и он услышал легкий акцент. – Его зовут Абрахам бен Менакен. Шестнадцатый век.

На секунду остановившись, сердце галопом рвануло вперед, норовя выскочить из грудной клетки. Он схватился за край стола, ледяные ладони стали скользкими. Этого не может быть! Или может?! Кто она?! Кому еще понадобился старый хитрый еврей?!

Архивистка уставилась в списки на экране своего компьютера, а он успокаивал себя: не нервничай. В конце концов, Абрахам был не последним огранщиком, его носатый профиль присутствует во многих энциклопедиях, посвященных ювелирному делу… И он внимательно пригляделся к девице. Ни колечка, ни кулончика, ни сережечки. А что? Вполне может быть, дочь крупного ювелира, которой папочка дарил лучшие, самые прозрачные камешки на каждый день рождения и которая уже видеть не может бриллиантов. А сейчас родитель отправил крошку в какую-нибудь прославленную геммологическую школу. Пусть поучится уму-разуму, напишет диплом по Менакену, да и продолжит семейный бизнес. Через полчаса он уже почти себя в этом убедил, когда мелкими шажками просеменил мимо стола, за которым сидела неизвестная. Кося глазом, он увидел сначала изрядно заполненный выписками блокнот и кипу ксерокопий и бумаг, торчащих из открытой сумки рядом на стуле. И вновь замер, похолодев: один листок торчал из пачки чуть больше остальных. На нем, кобальтом на белом фоне, красовался герб семьи Менакенов. Герб, вырисованный в каждом углу той плитки, что уже год как снилась ему ночами. Он ничем себя не выдал. Просто вернулся на свое место и стал ждать – играющие дети научили его терпению. Прошло часа три – девица не вставала со стула, погруженная в фолианты, выданные ей под паспорт архивариусом. Он усмехался про себя: все те фолианты, что были уже им проштудированы от корки до корки. Наконец естественная надобность погнала его в заведение в конце коридора. Он отлучился буквально на пять минут, однако по возвращении девушки в черном на месте уже не обнаружил. Он рванул к выходу, выбежал под мелкий сумеречный дождь на улицу, повертел бессмысленно головой – никого! Выдохнув, стараясь не умереть от ярости на самого себя и обиды на судьбу, вернулся обратно в читальный зал.

– Прошу прощения, – начал он ласково, глядя преданно в невыразительные глаза архивариуса, дамы с пучком редких волос на затылке и розоватыми кроличьими глазками (конъюнктивит у нее, что ли?) почти без ресниц. – Мне показалось, что я видел выходящей отсюда свою первую любовь.

Архивариус нахмурилась, очки, отодвинутые на лоб, чуть дернулись.

– Дело в том, что я русский, – произнес он тихо, будто сделал бог весть какое признание. – И встретить ее столь далеко от родины…

– Вы выглядите много старше нее. – Архивариус окинула его недоверчивым взглядом.

Он развел руками:

– Это правда. Я влюбился, когда она была еще девочкой, а мне было двадцать пять. Я ждал ее совершеннолетия. А пока ждал, мы стали большими друзьями.

Архивариус все так же хмурилась.

– Больше я так никогда и не смог влюбиться… – Он понимал, что порет полную чушь, но решил идти до конца. – Мы долго не виделись, и тут – такое удивительное стечение обстоятельств, как в романах…

«Ну же, старая курица! – молился он про себя. – Неужели ты не читала ни одного романа?! Хотя бы «Войны и мира»?! Ты же знаешь, мы, русские, сама романтичность!»

Так и не прекратив хмуриться, архивариус посмотрела в свои записи:

– Ее зовут Ка-ра-вай. Мария.

Он мелко закивал – мол, она, она! А вслух спросил:

– А адрес?

– Не положено, – отрезала вредная баба, будто не в Антверпене сидела, а в справочной какой в Ленинграде 70-х. И добавила, сама смутившись собственной строгости: – Она на завтра книжки заказала. Так и увидитесь.

Он кивнул: ну конечно! Как же он сразу не догадался!