Человек в витрине - Хьелль Ола Даль Страница 42

— О чем еще говорил ваш отец? — спросил он.

— О чем еще? — Есперсен пожал плечами. — Знаете, я даже не помню.

— Он не упоминал о встрече с двумя своими братьями?

— Вообще-то упоминал. Совершенно верно.

— И что он говорил?

— Почти ничего. Сказал, что зашел к Арвиду и отменил продажу магазина.

— Но такой важной вещи вы забыли?

Есперсен поморщился, подбородок у него снова задергался.

— Нет, — ответил он. — Я не забыл, но… видите ли…

Гунарстранна ждал молча. Карстен Есперсен подпер голову рукой. Он словно размышлял, как бы получше выразиться.

— Если бы вы знали моего отца при жизни, — начал он, глядя в потолок. — Видите ли, я тоже был в курсе их… их… — он взмахнул рукой, подыскивая нужные слова, — предварительных переговоров. Арвид поставил меня в известность. Наверное, они с Эммануэлем боялись, что я буду против, поскольку я ведь работаю в магазине…

Гунарстранна по-прежнему молчал и ждал.

— Но я не был… не был против. Если я захочу, то могу открыть магазин хоть в собственной гостиной. Да я за много лет обзавелся такими связями… — Он замолчал.

— Значит, вы не возражали против продажи магазина?

— Разумеется. Но отец надавил на них, это он умел… Да, теперь припоминаю, как об этом зашла речь. Мы пили коньяк, я рассказывал отцу о бокалах с гравировкой, о военной форме — полный комплект, с медалями и лентами. Вдруг он сдвинул брови и сказал — как будто обдал меня ведром холодной воды: «Я отменил продажу магазина. Если хочешь, позвони Арвиду и утешь его». Все было бы очень смешно, если бы не было так грустно…

— Он выразился именно так? Вы повторяете его слова?

— Да. Он знал, что Арвид говорил мне о предстоящей сделке. Да, он выразился именно так и еще добавил, что зол на меня. Должно быть, ему показалось, что я сговариваюсь с дядями у него за спиной, предаю его.

— А вы что ответили?

— Почти ничего, хотя мне было что сказать. В конце концов, именно он, а не Арвид должен был сообщить мне о предстоящей продаже магазина. Ведь отец был в курсе всего с самого начала. И до того дня открыто не возражал. Ну, я и ответил: мол, мне все равно, продадут магазин или нет. Я не кривил душой. Если бы они с Эммануэлем и Арвидом продали магазин, я бы не умер с голоду. В конце концов я сказал отцу, что Арвид успел заранее выведать у меня, не против ли я предстоящей сделки. Кстати, я объяснил отцу, что Арвиду я в свое время ответил так же, как и ему. И конечно, я не удержался и намекнул: мол, странно, что мне обо всем сообщил Арвид, а не он. Вот и все. Потом мы больше о продаже магазина не говорили.

— В тот вечер вы вообще больше не разговаривали?

— Да нет, почему же. Мы только не говорили об Арвиде, Эммануэле и о сделке.

Гунарстранна кивнул.

— Каким ваш отец показался вам в тот вечер? Таким, как всегда, или другим?

— Он был таким, как всегда, — сварливым. — Карстен едва заметно улыбнулся. — Он почти всегда пребывал в дурном настроении.

— Почему?

— Что?

— Не был ли ваш отец чем-то болен? Видите ли, настроение у него могло быть подавленным из-за болезни.

Есперсен улыбнулся:

— Мой отец болел нечасто.

Гунарстранна кивнул.

— Вообще-то ваш отец был очень серьезно болен, — сказал он. — У него в почках нашли опухоль… По мнению патологоанатома, у него был рак в последней стадии… Впрочем, возможно, он сам еще не знал о своей болезни… — Гунарстранна кашлянул. — Итак, вопрос заключается в том, говорил ли отец с вами о каких-либо болезнях?

— Никогда. — Есперсен посмотрел перед собой и замогильным голосом переспросил: — Рак?

Гунарстранна кивнул и сказал:

— Давайте вернемся к вечеру накануне убийства. Говорил ли ваш отец с кем-нибудь по телефону, пока вы были у него в гостях?

— Кажется, ему кто-то звонил, но сам он не звонил никому.

— Вы знаете, с кем он разговаривал?

— Нет, понятия не имею. Я думал о другом. Дети устали, раскапризничались… Подумать только, у него был рак!

Гунарстранна извлек из внутреннего кармана старую фотографию, которую он нашел под ежедневником на столе Рейдара Есперсена, и спросил:

— Вы знаете ее?

Есперсен взял снимок, рассмотрел его и пожал плечами.

— Понятия не имею, кто это, — ответил он, возвращая фотографию.

— И никогда ее не видели?

— Никогда.

— Я нашел снимок в кабинете вашего отца. Подумал, может быть, это ваша мать.

— Моя мать? — Есперсен покачал головой и улыбнулся. — Нет, что вы! Моя мать была блондинкой, на эту женщину она совсем не похожа.

Есперсен встал и подошел к стене между колонками. Снял со стены рамку с фотографией, вынул фотографию и протянул ее Гунарстранне:

— Вот, смотрите сами.

Действительно, мать Карстена оказалась блондинкой с короткой стрижкой. Гунарстранна решил, что подбородок и глаза Карстен унаследовал от нее. Снимок был сделан на полуострове Бюгдёй. Молодая женщина сидела на стуле в уличном кафе. За ней высился стеклянный шатер музея полярных экспедиций «Фрама». Гунарстранна пожалел, что больше никому не показывал фотографию неизвестной женщины.

— Я думал, что на том снимке ваша матушка, — задумчиво проговорил он. — Кстати, странно, что в доме вашего отца нигде нет ее фотографий.

Есперсен кашлянул.

— В этом нет ничего странного. Вряд ли Ингрид смирилась бы с тем, чтобы на стене висел портрет моей мамы. Ингрид женщина по-своему замечательная, но она тоже умеет показать характер. В квартире отца довольно много маминых снимков, но все они в альбомах.

Карстен Есперсен повесил фотографию матери на стену.