Не возжелай мне зла - Джулия Корбин Страница 42

В понедельник на утреннем приеме всегда много народу, сказывается воскресный отдых. Первый пациент заявил, что работал в саду голый по пояс, сосед увидел, заахал и посоветовал срочно сходить к врачу, мол, солнце плохо сказывается на родимых пятнах. Еще один жаловался на диарею, в просторечии — понос, «периодически донимает уже полтора месяца, и жена совсем запилила, сходи да сходи к врачу». А у последнего, пятнадцатого, что-то в груди побаливает, делаю кардиограмму, вижу явные нарушения в работе сердца, вызываю «скорую».

Прием заканчивается на час позже обычного, если не больше, и только в половине третьего могу сказать, что со всеми делами разделалась: больных приняла, рецепты распечатала, на электронные письма ответила, направления к специалистам выдала, а еще позвонила в хоспис справиться, как дела у моего пациента, у которого рак и которому недавно исполнилось восемнадцать.

Во время обеда в кабинет, как всегда, забегает Лейла, с ходу просит прощения за то, что обманула меня тогда насчет ребенка Сэнди. Я не могу заставить себя посмотреть ей в глаза, сразу хочется накричать на нее, но я говорю, что у меня полно работы, отворачиваюсь, она все понимает и выходит. Но через пять минут незаметно просовывает в дверь бисквитный пирог с шоколадом, мой любимый, вместе с карточкой. На ней нарисован медведь с букетом цветов, а внутри написано: «Прости меня, я была такая дура, я все эти годы дрожала от страха, что ты все узнаешь. Пожалуйста, прости. Лейла». Рядом с именем печальная рожица.

Мне, конечно, хочется немедленно простить ее, ведь ближе подруги у меня нет на целом свете, она так обо мне заботится, и о моих детях тоже. Но я на нее очень сердита. Как посмела она у меня за спиной сговариваться с Филом, обманывать меня? Она же мне как сестра, больно думать, что она затеяла что-то втайне. Конечно, все это пройдет, мы помиримся, но не сейчас. Тем более мне нужно все как следует обдумать.

Когда накануне днем я покидала ее, грудь жгли обида и боль, но у меня не было возможности уединиться и хорошенько обо всем подумать. Робби пригласил в гости Эмили и Эша, пять минут спустя мы были дома. Потом Лорен предложила съездить купить новые обои. Старшие остались слушать музыку, а мы с дочкой наведались в парочку магазинов. Лорен долго выбирала обои и наконец остановилась на ярких, с современным рисунком, а когда мы вернулись, все уже помирали с голоду. Эмили и Лорен занялись ужином, и я успела забыть и про дочку Сэнди, и про предательство Лейлы с Филом. Весь вечер мы болтали, играли в настольные игры. Все это выглядело достаточно подозрительно, словно все решили подбодрить, развеселить меня, но наплевать, я развлекалась от души. Когда Эмили с Эшем отправились домой, а Лорен уже лежала в кровати, Робби помог отодрать в гостиной остатки обоев, чтобы наутро все было готово для новых. В постель я отправилась около двенадцати ночи, совершенно выбившись из сил, куда уж там думать про Кирсти.

А теперь утренний прием закончился и появилась возможность поразмыслить, что делать дальше. Искупить мою вину невозможно, зато я знаю, что ребенок жив, и мне хочется убедиться, что у девочки все в порядке. Салли, кажется, говорила, что к своим восемнадцати годам девочка многого добилась и ее ждет неплохая карьера.

Интересно, в Интернете про нее что-нибудь есть? Я набираю: «Кирсти Стюарт, актриса», и появляется парочка ссылок. В одной про то, как она играла в театре «Лицеум», тут же приводится несколько цитат из хвалебных рецензий. В другой говорится, что она училась в так называемой Сандерсоновской академии под Ливингстоном. Выхожу на сайт этой школы, читаю: «Нашим учащимся предоставляются все возможности совершенствовать свои способности и подняться в избранной специализации, будь то танец, драматическое искусство или музыка, до высочайшего уровня».

Мобильник лежит на столе, звук выключен, но я вижу, что светится экран. Ага, это О’Рейли.

— Алло!

— Я вас не отрываю от дел? — слышно в трубке.

— Нет, у меня перерыв.

— Сегодня утром я снова беседовал с Тесс. Ее, оказывается, не так-то просто разговорить. Родители сообщили, что в школе у нее масса проблем и всю эту неделю она сидит дома. Как я и думал, отец захотел, чтобы присутствовал адвокат, зато она согласилась дать отпечатки пальцев. И еще…

Дальше я не слушаю. Точно вспышка молнии, в мозгу проносится смутная мысль. Надо что-то обязательно вспомнить, это очень важно. Да-да, школа. Школа и Тесс. Что-то такое говорила Лейла, когда я спрашивала у нее про Тесс. Что-то про вшей, про то, что ее мать безуспешно пытается от них избавиться. Да-да, Тесс ходит в школу-интернат, поэтому, наверное, никак не удается. На экране монитора под текстом, который я только что прочитала, подробности учебного процесса, а за этим идет: «Девочки старше четырнадцати лет в Сандерсоновской академии переходят на полное обеспечение и учатся в условиях интерната, чтобы иметь возможность заниматься вечерами по программе углубленного изучения танца, драматического искусства и музыки».

В Шотландии закрытые учебные заведения — редкость. Кажется, я где-то читала, что образование в подобных заведениях получает всего один процент детей. Тесс и Кирсти обе учатся в интернате. Очень интересно. Это о чем-то говорит? А вдруг они учатся в одной школе?

— …насколько мы понимаем, — завершает монолог О’Рейли.

— Да-да, спасибо, что позвонили. Давайте обсудим это немного позже. — Я прекращаю разговор, не дожидаясь ответа: мое внимание снова приковано к экрану монитора.

Сбоку вижу несколько кнопок, нажав на которые можно узнать все о жизни в закрытой школе, от бытовых условий до текущих новостей. Начинаю с первой кнопки и, быстро пробегая текст, не очень вчитываясь, прокручиваю страницу за страницей, вглядываюсь в фотографии: девочки играют на музыкальных инструментах, выступают на сцене, сидят с чашками горячего шоколада в своих комнатах. Надо во что бы то ни стало узнать, в этой ли школе учится Тесс, а если да, значит между ними есть связь. Как выглядит Кирсти, я не знаю, поэтому пытаюсь найти снимок с Тесс и, посидев минут десять, натыкаюсь на фото, под которым написано: «Ученицы четвертого класса репетируют выпускной мюзикл „Энни, хватай свою пушку“». Сердце усиленно бьется, к горлу подкатывает комок, дыхание перехватывает. Вот она, Тесс. Стоит вполоборота, улыбающееся лицо повернуто к камере. В руке губка, она накладывает на лицо сидящей перед ней девушки грим.