Все горят в аду - Джон Ридли Страница 42

– Всегда недолюбливала Вегас, – сказала Нена, глядя в окно.

– Как его можно не любить?

– А чего тут любить? Ты посмотри. – Она кивнула на окно. – Совершенно бессмысленный город.

– Ты что? Город как город.

– Сколько денег этот город гребет на казино, а где еще ты видел столько оборванцев? Ездить выпивши не разрешается, но куда ни сунься – выпивка задарма. Проституция запрещена, но больше всего места в "Желтых страницах" отведено адресам борделей.

Парис застегнул молнию на брюках.

– Еще чего?

– С какой стати в городе надежды на большой куш и веры в рулетку самый высокий уровень самоубийств?

– Не знаю, как ты планируешь провести остаток жизни, но в местных турфирмах тебя с руками оторвут.

Нена прижалась лбом к стеклу и покачала туда-сюда головой.

– Пойми меня правильно. Вегас не так плох. Он чистый, яркий, и это единственное место в мире, где баранья котлетка стоит пять девяносто девять. Но он... бессмысленный.

– А мне он нравится, поняла? Мне нравится Лас-Вегас.

– Конечно. Престол для Королей Грез.

Парис стоял и злился, а Нена взглянула на него мельком и улыбнулась, как бы говоря: "Ну, давай, давай, поспорь еще". Ей шла такая улыбка. Пока они занимались любовью, Нена из симпатичной девушки почти превратилась в сексапильную. Не совсем, почти.

– Ты, типа, все сказала?

Нена пожала плечами:

– Ага. Типа того.

– Пойдем чего-нибудь поедим.

– Угу. А плачу, по-видимому, я. – Нена достала выкидной нож и начала пристегивать его к шортам.

– Что ты делаешь?

– Я же тебе говорила. Девушка должна...

– Защищать себя. Я в курсе. – Парис недоуменно покачал головой. – Тут Вегас, не Южный Бронкс.

Нена двинулась к выходу и, не заметив небольшой коричневый пакет, выглядывающий из-под кровати, наступила на него и порвала. Она тем более не заметила высыпавшийся оттуда белый порошок.

Парис с Неной подошли к стойке. За стойкой по-прежнему восседал Хайрус Баллум.

Хайрус одарил Нену похабной ухмылочкой, обычно сопровождающей долларовую купюру, засовываемую танцовщице за лифчик.

– Ну как? – спросил он.

Парис, пытаясь не замечать ехидства, сказал:

– Знаете, мы, наверно, съедем поздно.

Ухмылка хозяина разрослась, как будто он протягивал Нене уже не доллар, а пятерку.

– А что? Такой молодец?

Нена инстинктивно потянулась за ножом.

– Вам нужны деньги, – спросил Парис, – или нам искать другое место?

– Черт, ну да, давайте деньги. Рад помочь любовничкам.

Нена удостоилась улыбки на десять долларов. Она крепко сжимала нож.

Парис кивнул хозяину мотеля.

Нена покачала головой – весьма презрительно – и вытащила из кармана деньги.

– Ну и повезло мне: пустилась в бега с первым отморозком Калифорнии.

Она швырнула купюры на стойку, чтоб не передавать Хайрусу в руки. Не вступать в телесный контакт.

– Ресторан напротив нормальный? – спросил Парис.

– "Пеппермилл"-то? В самый раз будет.

Парис Нене:

– Пошли.

– Ну-ну. Подзаправьтесь там хорошенько, – съязвил вслед Парису с Неной Хайрус. После чего вернулся к исполнению своей божественной миссии на этой земле. К безделью.

* * *

Маркус повязывал галстук. Джей уже оделся и смотрел, как Маркус повязывает галстук. Джей уже посмотрел, как Маркус принимает душ, вытирается, надевает рубашку и...

Джей уткнулся в "Шоубиз уикли". "Шоубиз уикли" – основной путеводитель по развлечениям Лас-Вегаса. Так было сказано на обложке. Над фотографией Энгельберта Хампердинка. Видимо, в Лас-Вегасе дежурный концерт Энгельберта Хампердинка в казино "Бэлли" считается событием.

Маркус затянул узел галстука.

– Есть хочешь? – Вопрос был задан отражению Джея в зеркале.

– Я, в принципе, думал сгонять в "Мираж" и попытаться взять билеты на Зигфрида и Роя [13]. Ну, раз уж мы здесь, может, сходим на Зигфрида и Роя?

– Нет.

– Тогда... Тогда я возьму один билет.

* * *

Раздался стук в дверь. Тоненький голосок, обычно говоривший по-испански, аккуратно выговорил по-английски: "Горничная". Не оставив несчастным полуодетым постояльцам ни секунды на размышление, прислуга, как поступают все прислуги во всех гостиницах и мотелях, пустила в ход свой волшебный ключик и ворвалась в комнату подобно полиции нравов, налетевшей на вертеп разврата. В комнате никого не было. Парис с Неной вышли перекусить.

Горничная приступила к своей деятельности, заключавшейся в наборе доведенных до автоматизма движений, производимых в каждом номере "Под дубом" и трех других лас-вегасских мотелей каждый день, кроме вторника, чтобы добыть свои двадцать шесть долларов в день; больше она добыть не могла, потому что была на нелегальном положении, а тому, кто на нелегальном положении, платят двадцать шесть долларов в день.

По вторникам она не работала и отводила ребенка – заделанного ей субъектом, который обещал выбить для нее зеленую карту, но вместо этого оприходовал и бросил (добро пожаловать в Америку), – к доктору, лечившему у ребенка респираторное заболевание. Доктор драл с горничной втридорога. Доктор мог вытворять что хочет. Доктор был на легальном положении. Вот почему горничная работала шесть дней в неделю. Вот почему она работала на автомате, не задумываясь, – задумавшись, она сбавила бы темп, а сбавленный темп – это меньше, чем двадцать шесть долларов в день.

Горничная все проделала как обычно. Собрала полотенца, разобрала постель, вместо старых простыней постелила новые – по идее чистые. Как в любом другом номере. Как в любом другом мотеле. Ни одного лишнего движения.

Одно лишнее движение сделать все же пришлось. Ей, разумеется, пришлось поднять с пола коричневый пакет. Ей, разумеется, пришлось выкинуть его в мусор, в результате чего он разорвался, и ей, разумеется, пришлось собирать этот порошок с ковра пылесосом.

Если бы горничная задумалась, до нее, возможно, и дошло бы, что бурый пакет – это не простой бурый пакет, а белый порошок – это не простой белый порошок. Если бы она задумалась, до нее, возможно, и дошло бы, что у нее есть шанс не работать по шесть дней в неделю и оплачивать лечение ребенка у лучшего в городе – лучшего в штате – доктора.